Горечь сладостных иллюзий

Наш опыт заключается скорее в утраченных иллюзиях,
нежели в обретении мудрости.
Жозеф Ру, французский поэт.

     Иллюзии, в строго психологическом значении этого слова, относятся к обманам восприятия, которые могут возникать как на патологической, так и на здоровой основе. Иллюзия – это ошибка, заблуждение, т.е. неадекватное отражение воспринимаемого предмета и его свойств; это ложное восприятие реально существующего объекта, в отличие от галлюцинации, которая является мнимым, кажущимся восприятием реально не существующего объекта. При иллюзии объект есть, но он неправильно воспринят; при галлюцинации объекта нет, но он представляется существующим реально. Галлюцинацией, в отличие от воображения, невозможно сознательно управлять, скорее, она всецело завладевает психикой и подчиняет её себе. Поэтому галлюцинация – явление явно болезненное, в отличие от иллюзии, которая может иметь и другие причины своего возникновения.

     Почему возникает такой обман восприятия? Откуда берутся иллюзии? Здесь может быть множество причин как объективного, так и субъективного порядка: затемнённость или плохое зрение могут иллюзорно искажать восприятие привычных предметов, тугоухость может вызывать обман слухового восприятия. Чаще возникновению иллюзий способствует эмоциональное напряжение, тревога, страх. У людей с подвижным, ярким, образным воображением иллюзии возникают в качестве неосознаваемых проекций их фантазий на объективно существующую реальность. Иллюзорное искажение восприятия реальности может происходить под влиянием личностных установок, предрассудков или смысловых образований, в аспекте которых человек воспринимает и интерпретирует окружающий его мир.

     По типу иллюзорных предпочтений можно определить характер человека, его социальный статус и самооценку, его психическое состояние (усталость, возбуждённость, самовлюблённость, активную вовлечённость). Иллюзии играют существенную роль в возникновении феномена внушения и самовнушения. Как видим, иллюзии – это существенная часть психической деятельности человека, а вовсе не какие-то второстепенные психические эффекты. Полностью развеять иллюзии – задача едва выполнимая, если вообще возможная, какая-то часть душевного мира человека всегда остаётся, до поры – до времени, загипнотизированной его излюбленными иллюзиями. В иных случаях иллюзия может быть большой помехой в восприятии реальности, в других, напротив, способствует примирению с реальностью. Как говорил Вольтер, «иллюзия – первая из утех».

     Но, как бы то ни было, иллюзия всегда уводит от осознания подлинной реальности, затушёвывая её различными субъективными представлениями. Освобождению от иллюзий способствует только ясное, чёткое, диалектическое мышление, способное мыслить противоположностями, а потому различать подлинную реальность. В отличие от диалектики, догматизм, т.е. односторонность мышления, как ничто другое не только порождает иллюзии сознания, но и опирается на них, а это почти всегда чревато порождением всякого рода утопий, в борьбе за осуществление которых человечество пролило, наверное, больше всего крови в своей истории. Иллюзии сознания всякого рода догматиков-фанатиков, всегда борющихся за влияние и власть, оборачиваются неисчислимыми бедствиями для поверившего в их одномерные представления народа. Поэтому и в социальном отношении иллюзии оказываются весьма существенной составляющей общественного сознания, поскольку задействованы в формировании социальной идеологии. Здесь самое главное, чтобы сознание идеологов было бы свободно от всякого рода «пленительных» иллюзий, потому что давно известно, что путь в ад усеян самыми благими намерениями. Как верно заметил Н.Бердяев, «все попытки построить рай на земле оборачивались адом». Так что, в одних случаях, иллюзия может быть вполне безобидным обманом восприятия, а в других, источником национального бедствия.

Господи, в интимном разговоре
дерзкие прости мои слова,
сладость утопических теорий –
пробуй Ты на авторах сперва.

И. Губерман

     Всё коварство иллюзии заключается в том, что в ней содержится частичная правда, т.е. объект или явление объективно существуют, но их отражение в сознании подвергается иллюзорному искажению. Опираясь на такое восприятие действительности, человек может выстраивать свою картину реальности, которая представляется ему подлинной и несомненной, особенно, если она соответствует его эмоциональному настрою и лишний раз подтверждает его. В этом случае уже сам эмоциональный настрой будет «заряжать» восприятие на возникновение иллюзий. Поэтому людям эмоционально неустойчивым, с подвижным, неуправляемым воображением, особенно легко стать жертвой собственных иллюзий и оказаться живущими в мире фикций.

     Чем отличается иллюзия от воображения? Воображение ограничено присутствием во внутреннем, субъективном поле сознания, и человек осознаёт его субъективность. Воображение связано с образным представлением, оно может представить даже то, чего нет в реальности. При этом сам воображающий человек ясно отдаёт себе отчёт в том, что воображаемый образ присутствует только во внутреннем поле его сознания. Иллюзия же проецируется вовне, на объект, искажая его восприятие, но так, что человек уверен в правильности своего видения предмета. Иллюзия похожа на кривое отражающее зеркало – оно отражает предмет, но искажённо, предмет на самом деле таковым не является. Чем напряжённее эмоциональное состояние человека, тем искажённее его восприятие, тем вероятнее проявление иллюзии, а воспоминание об иллюзорной картине может, между прочим, ничем не отличаться от воспоминания о действительно происшедшем событии. Вот почему, кстати, маленький ребёнок, у которого игра воображения постоянно проецируется на внешнюю реальность и иллюзорно, под влиянием преобладающей эмоции (страха, тревоги, обиды и проч.), искажает её, не может быть свидетелем в суде – он не научился ещё отделять своё воображение от воспоминания о бывшем событии, и потому, его показания не могут быть объективно достоверными.

    И подвижное воображение, и иллюзия восприятия, и иллюзия сознания могут полностью овладевать психическим аппаратом человека, который оказывается всецело в их плену. Иллюзии, образно говоря, это розовые или тёмные очки, через которые глаза человеческие взирают на мир. Так или иначе, иллюзии пронизывают жизнь каждого из нас настолько, что иной раз трудно представить, во что бы превратился внутренний мир человека, если бы он полностью лишился своих излюбленных иллюзий. Таких иллюзий великое множество, особенно, если человек полагает себя чуть ли не «совершенством». Скажем, мужчина, в этом случае, может воспринимать свою элементарную способность здраво размышлять, как чуть ли не способность «гениально мыслить». Такая самооценка может с лёгкостью превратить его в самовлюблённого болвана, не желающего прислушиваться ни к чьему мнению. Женщина, вообразившая себя «писаной красавицей», может быть особенно нелепа в своём демонстративном поведении и ожидании восторженной реакции окружающих на это её поведение. Первому не хватает скромности для того, чтобы быть просто умным человеком, второй не хватает ума, чтобы быть просто симпатичной и привлекательной. Иллюзия собственного «совершенства» часто ставит людей в смешное, а иногда и жалкое положение.

    В каких только иллюзиях ни пребывает сознание самовлюблённого человека! Один, будучи деспотом в душе, считает себя необыкновенно демократичным человеком, но «с принципами»; другой, транслируя окружающим штампованные пошлости, полагает себя необыкновенно весёлым и остроумным человеком; третий, имея невротическую навязчивую сексуальность, видит себя этаким неукротимым «сексозавром»; четвёртый, будучи прижимистым и жадным, считает себя бережливым хозяином; пятый, являясь патентованным развратником, мнит себя беспредельным жизнелюбом. Перечень можно продолжать. Самооправдание и самовозвышение, как правило, иллюзорны по своей сути. Клинический алкоголик живёт в иллюзии того, что он «нормально пьющий мужик» - «А что, доктор? Кто сейчас не пьёт? Разве что кони на Аничковом мосту!». Втягивающийся в наркоманию юнец находит опору в том, что иллюзорно считает себя способным в любой момент отказаться от наркотика, но пока не видит в этом особой надобности. Иллюзорная переоценка им своей силы воли загоняет его в смертельные дебри наркотической зависимости. Или другое: человек взваливает на свои плечи тяжёлую ношу (в прямом и переносном смысле), но иллюзорно полагает, что ему хватит сил с ней справиться, а это непременно приведёт его к подрыву своих сил со всеми вытекающими отсюда последствиями. Человек может пребывать не только в иллюзии того, что он – само совершенство, образец подражания для других, но, что он, напротив, – необыкновенный «страдалец», жертва произвола, творимого над ним, несчастный, требующий к себе сочувствия, хотя, на самом деле, он всего лишь ловкий манипулятор, использующий других для осуществления своих корыстных интересов. Человек может мнить себя необыкновенно проницательным провидцем и знатоком всего на свете. Он может льстить себе, полагая, что общение с ним – великое счастье для других. Ему может представляется, что он – великий воспитатель или незаменимый политик и т.д. Он кажется самому себе щедрым, великодушным, благородным только потому, что подарил кому-то ненужную вещь, которую мог бы и выбросить, да подвернулся случай таким образом её пристроить и почувствовать себя «добрым» и «бескорыстным». При этом, как водится в подобных случаях, он ни капельки не сомневается в правильности своего представления о себе. Из плена таких сладостных иллюзий, льстящих самолюбию, высвободиться очень трудно, тем более, что сам человек жаждет пребывать в них. Воистину:

Тьмы низких истин нам дороже
Нас возвышающий обман.

А. С. Пушкин

    Не всякий человек хочет соприкосновения с истиной, люди по большей части боятся правды и ответственности, многие довольствуются самообманом и все свои силы направляют на то, чтобы этот самообман не улетучился, не исчез, потому что в этом случае может обнажиться зияющая пустота души, с которой нечем жить. В ложных представлениях о себе легче жить, особенно, если правда о себе нелицеприятна.

    Больше всего иллюзий в счастье, меньше всего – в страдании. Говорят: одной иллюзией меньше – одной морщиной больше. Одно из условий счастья – некое неведение, и от этого – бодрый оптимистический настрой на будущее. Впрочем, правильно замечено: пессимист – это хорошо информированный оптимист. Взять, к примеру, любовную пару в начале их отношений – здесь множество фантазий, восторгов, надежд, ожиданий, создающих иллюзию почти блаженной перспективы. В.Гюго проницательно заметил: «Иллюзии – главное основание грёз; отнимите у любви иллюзию, и вы отнимите у неё пищу». В последующем, чем больше влюблённые узнают друг друга, тем меньше возникает у них эмоционально окрашенных ожиданий, ведь эмоционально насыщенные отношения – цветок неведения, а кроме того, «сила любви – мера предыдущего одиночества» (Ларошфуко), а чего только не нафантазируешь себе в своём постылом одиночестве, да так, что невольно станешь жертвой собственных пылких фантазий.

    Для всякого пленительного очарования существует коварная опасность серьёзного разочарования, которое может разрушить и такой союз, который поначалу казался нерушимым, потому что основывался на «пламенной любви», но вот «пламя» сгорело, а на его месте ничего не осталось. Обычная иллюзия любовной пары: мы будем пылать любовью друг к другу вечно! Опора на такую иллюзию ничего не выстраивает в реальных отношениях, и когда происходит утрата иллюзии, отношения, казавшиеся незыблемыми, распадаются, рассыпаются как карточный домик. Поэтому для семейного союза, прочного и длительного, лучше подходит глубокая и нежная дружба, чем пылкая и страстная любовь. Восторги романтической истории и счастье семейного очага, если и бывают последовательно связанными одно с другим, всё же разнятся между собой своей содержательной стороной, и для многих пар пресыщение страстью оборачивается разрывом отношений, а обязанность поддерживать союз, быстро заключённый, но также быстро ставший каким-то полумёртвым, создаёт в паре, прежде влюблённой, тяжёлые душевные напряжения и конфликты, отравляющие жизнь обоим. Для прочного семейного союза необходима личностная зрелость супругов, способных отличать свои глубокие чувства от своих пылких и кратковременных иллюзорных соблазнов.

    Иллюзия – это не только спонтанно возникшее искажение, обман восприятия у людей. Иллюзию можно подстроить. Создатели иллюзий, искусные мистификаторы, всегда с лёгкостью овладевали душами наивных, а точнее, околпаченных ими людей, создавая у них впечатление полной достоверности происходящего перед их глазами. Существует, как мы знаем, даже особый жанр эстрадного искусства, в котором опытный иллюзионист, проделывая всякого рода хитроумные фокусы, оставляет зрителей в восторженном замешательстве. Но фокусы и мистификации возможны не только на эстраде, но и в жизни. Здесь они проявляются более утончённо в виде ловких манипуляций с индивидуальным и массовым сознанием. Успешно применённое косвенное внушение может создавать у людей ощущение полной достоверности происходящего. Внушение, как правило, и направлено на вызывание иллюзий в восприятии человека или целой группы людей. Для успешного внушения достаточно лёгкого искажения в восприятии или интерпретации внешней реальности. В результате – никакого наваждения, вроде бы, нет, человек не отключается от восприятия реальной жизни, но воспринимает её в той призме искажения, которая нужна манипулятору. Посредством таких внушённых иллюзорных искажений можно достаточно ловко овладевать сознанием человека или целой массы людей – всё зависит от той цели, которую преследует манипулятор. Почва, благоприятная для произрастания многочисленных иллюзий, существует там, где приоткрываются слабые места душевной организации человека, где нет чёткой осознанности им собственных принципов, где есть ощущение неуверенности и внутреннего беспокойства, где нет чётко осознанного восприятия происходящего. Давая ту или иную трактовку неясно воспринимаемым образам или событиям, подталкивая исподтишка к такой трактовке, можно достаточно активно формировать у человека иллюзорные представления о реальности, в которой он оказался, и тем самым направлять его мысли и действия в нужном манипулятору направлении. Не стать жертвой таких манипуляций может только человек с ясным и чётким бодрствующим сознанием, хорошо информированный о ситуации, что даёт ему возможность не пленяться внушаемыми ему кем-то представлениями или разного рода прельщающими грёзами и розовыми мечтами. Это же даёт ему основание не страшиться и воображаемых чудовищ своего собственного воображения, которые, как известно, порождаются сном разума.

    Существует негласный союз иллюзии и лжи. Ложь, собственно, и рассчитана на иллюзию правды. «Самая опасная ложь – это слегка извращённая правда» (Лихтенберг), но, ведь, и иллюзия, скажем мы – это слегка извращённое восприятие. Геббельс, нацистский министр пропаганды гитлеровской Германии, утверждал: «Самый лучший вид лжи – это правда, правда и ещё раз, правда, но, правда, не договорённая до конца». Совершенно очевидно, что утверждая такую «правду, не договорённую до конца», можно создавать в сознании человеческих масс иллюзию полной достоверности того, о чём вещает пропаганда, и манипулировать этим сознанием в угодную махинаторам сторону. Таким приёмом широко пользуются всякого рода демагоги для достижения своих корыстных интересов. Демагогия – это циничное манипулирование общественными ожиданиями для достижения своих шкурных интересов; это умение говорить людям то, что они желают слышать, говорить ярко, прочувствованно, чуть ли не с дрожью в голосе, особенно, когда дело касается насущных потребностей и нужд людей. Заполучив таким образом доверие людей, демагог может уже более не стесняться общественным мнением, ведь люди теперь доверяют ему полностью, он сформировал в их сознании иллюзию образа «народного заступника», а потому можно приступить и к свершению дел, далёких от демагогических обещаний – люди всё равно будут простодушно думать, что «так надо» для их же счастья и ждать обещанного, о котором демагог, увы, уже забыл, ему теперь не до своих обещаний, да он и изначально не очень-то верил тому, что обещал.

    Главная забота патентованного лжеца в том, чтобы все считали его кристально честным и правдивым человеком. Никто так не заинтересован в иллюзии порядочности, как закоренелые авантюристы. Лживый махинатор, задумавший какую-то многоходовую авантюрную комбинацию, на пути к своей подлинной цели может так запудрить мозги всем окружающим своей якобы порядочной деятельностью «им же во благо», что ему ничего у них и воровать-то не придётся – сами отдадут, да ещё за счастье сочтут. Потом только опомнятся и будут требовать расправы над ним, да только он и здесь всё заранее предусмотрел и, как говорится, вовремя смотал удочки. У него и здесь найдётся повод для самооправдания: «Дураки должны расплачиваться за свою доверчивость! Они должны быть благодарны мне – я оказался для них хорошим учителем».

    Поэтому больше всего на свете следует опасаться таких, активно рекламирующих себя «благодетелей», которые жарко и демонстративно пекутся о вашем благе, вашем здоровье, вашем успехе, вашем счастье, вашем будущем. На всякую глупую ворону с куском сыра во рту всегда найдётся хитрая лисица, которая у неё этот сыр выманит, оставив эту ворону наедине с её «гласностью», но уже без куска сыра во рту.

    На внушённых иллюзиях можно хорошо зарабатывать, используя их в качестве рекламы. Реклама информирует не о товаре, она продвигает на рынок бренд товара, т.е. представление о товаре, а не сам товар. Как говорил один специалист по рекламе: «Мы соблазняем покупателя не конфеткой, а шелестом её обёртки». Этот принцип используется в любой рекламе. Важно показать потенциальному потребителю рекламируемый товар как непременный атрибут его «благосостояния», его «здоровья» и «счастья». Перед его взором рисуются картинки желанного удовольствия, «райского наслаждения», беспечного, ничем не омрачаемого времяпрепровождения, и всё это он может заполучить, если приобретёт «ключ» ко всем этим «блаженствам» - рекламируемый товар, который показывается как непременный и незаменимый предмет его «благополучия». Вообще, по самой идее своего существования, реклама должна чётко информировать потребителя рекламируемого товара о свойствах, качествах, удобствах, надёжности применения и долговечности продаваемого товара, а покупатель, прикинув для себя достоинства этого товара, может сам решать, покупать ему этот товар или нет. На деле же мы видим другое. Постепенно, по мере назойливого повторения рекламы, в подсознании потребителя закрепляется прочная связь между иллюзорными картинками его возможных «наслаждений» и реально существующим товаром. Товар становится неким символом его желаний, обретя который он как бы реализует свою мечту. Хорошо, конечно, «иметь домик в деревне», да только огромному большинству людей это не по карману, так, несбыточная мечта, но зато можно приобрести рекламируемый молочный продукт, потребление которого будет невольно оживлять эту желанную фантазию.

    Назойливая реклама обычно раздражает тех людей, которые её осознанно отслеживают. В этом случае воздействие рекламы минимальное, ведь осознавать – значит не поддаваться иллюзии. Иллюзия легче возникает при ослабленном тонусе сознания, а потому реклама тем действеннее, чем больше воспринимающий её человек относится к ней как к некому постоянному фону его жизненных восприятий и перестаёт её сознательно отслеживать и критически оценивать. Поэтому реклама с утра до ночи долбит своё – главное, чтобы её воспринимали привычно и безразлично, в этом случае она легче западает в подсознание человека и постоянно подзаряжает его нечётко осознаваемые иллюзии, прочно связанные с рекламируемым ею товаром.

    Важно отличать рекламу товара от пропагандируемой при участии этого товара всякого рода пошлости. Конечно, не дошли ещё пока, до того, чтобы в рекламе женских прокладок показывать и смаковать детали конкретного применения этого товара в реальных жизненных обстоятельствах, хотя, судя по бесстыдству и аморальному беспределу, царящим на наших телеэкранах, мы, наверное, скоро увидим и это.

    Различать, где в рекламе информация о товаре, а где информационная интервенция в мотивационную сферу личности – значит иметь душевный иммунитет против всякого рода непотребщины, льющейся денно и нощно с экранов наших телевизоров.

    Говоря об иллюзиях, надо отдельно сказать об иллюзиях, которые связаны у человека с восприятием им времени своей жизни. Совершенно очевидно, что всякий раз, когда человек предаётся воспоминаниям о прошлом или представлениям о будущем, он невольно подпадает под влияние собственных иллюзий. Недаром говорят о «добром старом времени», хотя, когда это время, по которому порой тяжело вздыхают, было настоящим, находилось, должно быть, много оснований для того, чтобы не называть его «добрым». Память всегда редактирует воспоминания потому, что человек не может помнить всего, всех деталей своей прошлой жизни. Прежние события, встречи, отношения преломляются через призму возраста и жизненного опыта и воспоминания о былом расцвете молодости нередко неосознанно изменяют рисунок прежних событий, во всяком случае, меняют эмоциональное отношение к ним. С позиции пожилого возраста собственное детство может представляться радостным и безмятежным, отрочество – увлечённо деятельным, юность – пылко романтической. Человек зрелых и пожилых лет находит жизнь вокруг себя другой, и это не только потому, что жизнь изменилась, но и потому, что изменился он сам. Раньше он мог в полной мере обладать и здоровьем, и силой, и внешней привлекательностью, и общительностью, и чарующими надеждами – теперь всё это безвозвратно в прошлом, и потому это прошлое в его воспоминаниях может расцвечиваться им былыми красками молодости, которые так контрастируют с тем, что он испытывает сейчас. Воспоминания о своём былом самочувствии делает и отношение к прежним событиям другим. Разумеется, не все прежние события облекаются в привлекательную ткань воспоминаний – есть трагические минуты жизни, которые навсегда остаются в памяти саднящей занозой, но, в целом, прошлое остаётся для сознания не столь актуальным, чем настоящее, с его тысячью реальных забот и тревог, а прошлое на этом фоне невольно романтизируется. Пребывать в гуще событий прошлого – это одно, вспоминать об этой гуще событий, тем более, описывать их – это другое. Здесь иллюзорные искажения неизбежны.

    «Розовые очки» в отношении прошлого можно понять и принять, а вот «розовые очки» в отношении будущего, в котором -  "само собой, без всякого усилия с моей стороны, меня ждёт беспредельное «счастье» - и это только потому, что я, вместе со всеми, вышел, как мне сказали, на «верный путь», неизбежно ведущий меня к этому «счастью» " -  это либо неопытная наивность, либо непроходимая глупость, инфантильный оптимизм недоумка, надеющегося на то, что кто-то уж точно побеспокоился о его безмятежном «благополучии».
    Убеждённость в том, что завтра будет лучше, чем сегодня – дурацкая по самой сути – приводит таких инфантильных «оптимистов» к тому, что они ничего не делают в настоящем, для того, чтобы у них было, хотя бы, сносное будущее.
    Иллюзия оптимистической перспективы, как ничто другое, кружит им голову и оставляет, в конце концов, «у разбитого корыта».