Про мужские эмоции. Что чувствует мальчик?
Автор Яр Громов
На всем постсовке почему-то до сих пор принята какая-то кривая игра в псевдо альфа-самцов, которые не плачут и никогда не рассказывают о своих слабых сторонах, эдакие киборги из сказок про "настоящих мужиков", весь треш начинается именно отсюда, пережатые и перекореженные родителями, поротые воспитательницами, преданные первыми любовями рыцари, играющие в невозмутимых Робокопов, у которых ничего никогда не болит, обычно умирают массово после сорока от инсультов и инфарктов, а до этого играют в железных дровосеков, ломают дрова, отношения, голову над неразрешимыми задачами и матрицу. Про это обязательно нужно говорить, Яр делает это без душной зауми, откровенно, искренне, так же, как рассказывает про собственные факапы, могу ручаться, что если он сделает прямой эфир про мальчиков -травматиков, про то, как вернуть себе возможность чувстовать, как из железного дровосека снова стать живым, это спасет тысячи мальчишек и мужчин, у каждого Кая выпадет свой осколок из глаза, интренет в этом смысле- великая вещь: из разных концов света свой инсайт получат те, кто, быть может, до этого ненавидел психологов, не верил в возможность изменений, не имел денег на терапию и гнал мысль о том, что простой разговор в принципе может помочь.
Тема "Что чувствует мальчик"- важная, потому что она табуирована. Мальчики слышат с детского сада ласковое и нежное:"Нюни тут мне распустил, соберись, тряпка, ты же- мужчина, не гунди!". Одного из моих пациентов мама секла прыгалками с двухлетнего возраста до крови, так женщина проявляла свою любовь, в двух своих браках "прыгалками сек" жен уже сын, только более изощренно, наказывая обесцениванием, игнором, изводя морально, когда он все-таки решил разгребать завалы и достать все "ржавые гвозди" из сердца, вбитые нежной мами, боль оказалась такой силы, и бессознательное оказывало такой мощи сопротивление, что в успехе предприятия на секунду засомневалась даже я. Бесконечное уважение людям, решившим спускаться к своим демонам по винтовой лестнице, и такой же бесконечный респект той девушке, которая решилась со своим любимым на терапию, проходя вместе все круги ада, а рыцарь, надо сказать, творил и вытворял, откалывал фееричные фортели, из которых злобное обесценивание- самое безобидное. ,
Вспомнила отрывок статьи, котрую переводила Юлия Лапина, где речь идет о девочках и токсичных мамах, но травматик это - вне гендерное, поэтому "дочь" в тексте я заменила на "ребенок":"
Текст - Peg Streep. Общественное мнение уверенно – если отношения мать- ребенок зашли в тупик, надо внимательнее присмотреться именно к ребенку. Культурные мифы о материнстве – будто бы все женщины источник любви для своих детей, что материнство - инстинкт и что все матери любят своих детей безусловно – и формируют отношение людей к сыну, который либо полностью прервал общение с матерью, либо поддерживает минимальный контакт и это очевидно не только близким, но и малознакомым людям. И вот общество становится на сторону матерей, зачастую подкрепляя свою позицию интерпретацией библейских заповедей, не взирая на обстоятельства.
В то же время, если родитель прерывает общение с ребенком, то он может надеяться на сочувственные комментарии о сложностях воспитания детей и о том, что взрослые дети и правда могут быть невыносимыми. Если разрыв инициировал родитель, то предполагается, что все варианты решения проблемы уже испробованы и что самое важное – родитель сделал всё что мог. Общество поднимает бокал за родителя, который старался, но у него не получилось и всегда готово подставить плечо поддержки.
Нелюбимый ребенок лишен презумпции невиновности. Вместо этого общество охотно навешивает ярлыки какой он неблагодарный, резкий, самовлюбленный и т. п. Ему напоминают снова и снова, что его кормили, одевали и у него была крыша над головой, а если его эмоциональные потребности в детстве не были удовлетворены, а любовь и поддержка на него не распространялись, так это только он сам и виноват. Или что он преувеличивает и драматизирует, потому что мама же выросла нормальным человеком. В итоге общество критикует и давит, продолжая унижать нелюбимого ребенка, как это делала её мать и, возможно, другие члены семьи и стыдить его в процессе этого давления.
Общественное неодобрение часто препятствует на пути как к выздоровлению, так и к возвращению себе своей жизни, создавая новый внутренний конфликт. Как писала об этом одна женщина: «Как мне объяснить насколько токсичным было поведение моей матери, чтобы мои слова не звучали неблагодарностью и нытьем? Каждый раз, когда я поднимаю эту тему, даже с близкими друзьями, я наталкиваюсь лишь на неодобрение. Но неужели дочерний долг – это что-то столь мучительное? Неужели я должна её видеть лишь потому что она этого активно добивается?»
Истории нелюбимых детей одни из тех, которые никто не хочет слушать. Нелюбимые дети и так чувствуют себя не от мира сего из-за того, как с ними обращались в их семье; добавьте к этому общественный уровень отказа в принятии и понимании, если они решили разорвать или ограничить общение, для многих это ужасно сложно. Иногда это единственный способ исцелиться.
Нелюбимые дети редко рассказывают кому-либо о том, что происходило в детстве в их доме, частично потому что они считают, что так происходит во всех семьях. Нормализовывать такое обращение с собой, даже если оно сильно ранило проявляясь в игнорировании, унижении, изоляции, запугивании, жестокой критике – это только одна причина. По мере взросления, общаясь с другими семьями и начиная видеть, что, возможно, в других семьях все по-другому, молчание может быть связано со стыдом и тревогой, будто бы она сами виноваты, что с ними так обращаются.
Поскольку нелюбящие матери часто оправдывают свой гиперкритицизм и вербальное насилие перекладывая ответственность на детей, говоря вещи вроде «Я бы тебя не наказывала, если бы ты не был таким грубым и растяпой!», «Ты постоянно задаешь глупые вопросы, у меня и других дел хватает, чтобы тратить время на разговоры с тупыми людьми», «Если бы ты был лучше, мне бы не приходилось орать на тебя!» - чувство стыда таким образом становится первой и автоматической реакцией. Это становится ещё одной потенциальной причиной поддерживать молчание, потому что меньше всего на свете хочется, чтобы твои «недостатки» увидел весь мир.
В подростковом возрасте потребность вписаться в группу и быть похожим на других на фоне продолжающегося стыда и тревоги часто мешают нелюбимому ребенку получить помощь и поддержку у ровесников, открыв им правду.
Исследования показывают, что и насилие, и жестокое родительское отношение делают людей более чувствительными к стыду; несомненно, частично это связано с фактом того, что иногда материнское поведение намеренно включает в себя действия, призванные воздействовать на поведение ребенка чувством стыда или из-за того, что родитель не может справиться с проявлением своих собственных эмоций. Но быть «склонной к стыду», как называют это исследователи, объясняет и другой аспект проблемы – какую именно роль играет стыд в ранах нелюбимого ребенка и в его попытках из всего этого выбраться.
В книге «Изнанка родительства» (Parenting from the Inside Out) Daniel Siegel M.D. и Mary Hartzell M.Ed. обсуждают, как они это называют, «токсичный разрыв» в детско-родительских отношениях и как это относится к родительскому стыду и как это провоцирует стыд в ребенке. (здесь мы описываем возможный механизм со стороны родителя). Авторы определяют «токсичный разрыв» как нечто, что активно повреждает ощущения собственного Я ребенка, часто в результате того, что родитель теряет контроль над своими эмоциями и угрожает, кричит или обзывает ребенка. (эмоциональное и вербальное насилие). Чувство вины ребенка приводит к физическим последствиям: боль в желудке, напряжение или ощущения комка в груди и горле, импульсах избегать глазного контакта.
Ребенок делает стыд частью себя и начинает думать о себе как о «плохом» или «бесполезном». Siegel и Hartzell отмечают, что часто причина - это собственный стыд родителя (результат того, как с ним обращались в детстве) – именно он подсознательно приводит родителя в состояния полного погружения в свои собственные эмоции и в таким моменты усиливает неспособность быть на контакте с ребенком. В итоге родитель фокусируется на свой собственной беспомощности и некомпетентности. Этот ужасный цикл может быть остановлен только осознанием ситуации родителем и концентрированным усилием исправить этот «токсичный разрыв».
Говорят о разнице между стыдом и чувством вины, хотя обе эти эмоции считаются «сконцентрированными на себе» эмоциями. Младенцы рождаются не умея испытывать ни то, ни другое; считается, что дети начинают испытывать их в 3 года. Из этих двух эмоций наиболее токсичен стыд и именно он имеет большую тенденцию к «застреванию» в человеке.
Чувство вины произрастает из определенного поведения, тогда как стыд включает в себя самую суть Я. Интересно, что согласно исследованиям, чувство вины может усилить эмпатию, но стыд нарушает нашу способность сопереживать. Почему так может быть?
June Price Tangney и её коллеги высказывают следующе мнение: «Эгоцентричное фокусирование стыда на своем «плохом Я» (вместо концентрации на плохом поведении) мешает процессу эмпатии. Люди в муках стыда замыкаются глубоко в себе и менее способны направлять свои когнитивные и эмоциональные ресурсы на раненных других».
Когда импульс отрицать или прятаться от чувства стыда экстремально сильный, стыд всплывает как пузырь на поверхность, неосознанно, в других формах. Люди, склонные к стыду, испытывают интенсивную злость, выражают эту злость разрушительными способами и делают все возможное, чтобы переложить вину с себя на других. Не стоит и говорить, что их способность поддерживать отношения серьезно снижена. Как далеко способны зайти люди, чтобы убежать от своего чувства стыда будет зависеть от интенсивности их боли. Выводить стыд и шейминг на свет, видеть и осознавать их происхождение - важные шаги на дороге к исцелению."
