Отказ от восприятия себя живого и замена себя на роли, маски, механизмы и запрограмированные структуры

Краткая аннотация ИИ

Текст представляет собой последовательное картографирование процессов утраты субъектности, где сознание шаг за шагом выходит из позиции активного присутствия в реальности и погружается в мир внутренних конструкций, программ и имитаций. Через восемь уровней подробно исследуется механизм отказа от чувств, тела, боли, ответственности, воли и голоса, фиксируя, как человек сам создаёт и поддерживает структуру страдания и раздвоенности. Финальные уровни открывают возможность возвращения в точку действия, где впервые становится возможным признание себя источником собственной реальности и, следовательно, начала разворота к целостному осознаванию.

2020_10_30

Текущее состояние

Начал тебе рассказывать — и неожиданно эмоционально взвинтился. Как будто, описывая происходящее, у меня пробудился какой-то восторг неофита, словно внутри открылось: "что-то происходит!", и я невольно вовлёкся, прямо-таки взбудоражил нервную систему, как если бы она впервые почувствовала, что у неё есть на что откликнуться. Да, что-то меня взбудоражило. Наверное, в том числе потому, что я до этого никому не говорил об этих процессах, не делился, не озвучивал, — а тут вдруг появилась возможность рассказать о том, что я так долго прокручивал внутри, и это стало ценно. Поэтому я и вовлёкся так эмоционально — в сам факт того, что что-то проявляется.
Сейчас я всё ещё ощущаю это состояние внутреннего подъёма, как будто я специально генерирую себе какие-то образы, которые должны быть наполнены ощущениями, поднимающими, воодушевляющими, как если бы я сознательно нагнетал себе позитивно-эмоциональный тонус. Возникает странное чувство, будто бы мне хочется воспарить над этой объективной реальностью — единственной, по умолчанию навязанной — и улететь в какой-то ментальный образ, в вымышленную, но внутренне желанную конструкцию. Именно это я сейчас и проживаю.

Приказываю себе найти и проявить, в чём я сейчас нахожусь.

А нахожусь я в том, что буквально отговариваю себя смотреть, не просто работать, а даже начать смотреть — как будто запускается масса процессов, которые убеждают меня не делать этого. Я отвлекаю своё внимание, как будто бы специально, и начинаю играть с реакциями, постепенно, по частям, втягиваясь в них — возвращаюсь в эту игру с собой, внутри своего выдуманного мира. И это уже не просто "не смотреть", а как будто даже и не пробовать больше, потому что если не получилось — значит, больше и не получится, и всё: лучше посижу, подожду, может, что-то извне снова случится, может, Виктор заговорит, может, рак на горе свистнет — и вот тогда что-то начнёт меняться, а пока — раздражение, злость на самого себя, потому что я снова ускользаю от реального действия, снова избегаю встречи с собой.
Мысленно внутри звучит бесконечное бормотание — бла-бла-бла-бла, как будто бы этим шумом я отвожу внимание от настоящего. Слишком много реагирований, слишком много попыток как-то на них отреагировать — и внутри этого как будто начинается метание, отталкивание от своих же чувствующих частей, отвержение их, отказ от них, как если бы я сам отвергаю то, что ещё способно чувствовать. И вот тогда поднимается ощущение злонамеренности по отношению к этим частям — хочется избавиться от них, чтобы ничего не чувствовать, чтобы в теле не оставалось ни боли, ни отзвуков.
Это война. Война внутри себя самого. Война на уничтожение. Поле боя, вечное поле боя, вечный внутренний конфликт. Ощущение, что всё "я" приходит за помощью, не для осознания, а для того, чтобы его поддержали в этой войне: "помоги мне победить", "помоги светлой силе во мне победить тьму", а что в действительности? Это же я сам пытаюсь уничтожить самого себя. Не помочь нужно, не поддержать сторону, не встать на чью-то внутреннюю правду, а просто спросить: зачем ты вообще себя разделяешь? Зачем ты встал на сторону? Зачем тебе побеждать?
Потому что никакого принципа "помочь выиграть" здесь нет и быть не может. Неважно, какая сторона внутри тебя кажется правой — левая рука решила, что правая плохая, что она зло, и нужно её уничтожить. Или наоборот — правая уничтожает левую. И вот, допустим, уничтожена. Что теперь? Победа? Освобождение? Нет. Это та же игра, только в другом ракурсе. Теперь "светлая рука" счастлива, потому что победила. Но по сути — всё это уже игры ума, ментальные сценарии. Человек воюет сам с собой, и воюет за счёт уничтожения.
А кого он уничтожает? Себя, свою целостность. Настоящее "я" оказывается втянутым в эту умственную дуальность добра и зла, в эту подмену, в которой ресурсов становится всё меньше и меньше, а внутренняя борьба — только интенсивнее. Даже если одна сторона "победит", даже если наступит воображаемое "добро" — те части, которые были уничтожены, не уходят. Они остаются. И война продолжается. И вот тогда уже умирает не часть, а честь — исчезает достоинство быть собой целиком.

Уровень 1
Как будто вдавливаю себя в себя — буквально пытаюсь сбежать в тело, спрятаться в нём, скрываясь от осознавания негативных чувств, от злости, которую не хочу признавать, которая поднимается внутри, но которой я категорически не даю подняться. Я активно и жёстко отрицаю это в себе, занимаю позицию принципиального отрицания, и одновременно нахожу себе внутреннее оправдание — чтобы не смотреть, чтобы не видеть, что происходит в реальности, чтобы не признавать, что именно я всё это и создаю.
Я убегаю от боли конфликта, который сам же и запустил, который постепенно нарастал, пока я полностью не забыл, что именно я распределил в нём все роли. Теперь я нахожусь в позиции будто бы постороннего, не имеющего отношения к происходящему, занимаю место жертвы, неспособной что-либо изменить, и страдаю от этого. Поддерживаю какую-то внутреннюю игру жертвы, демонстрирую себе, что я "ничего не умею", и таким способом, интересным, странным, но устойчивым, продолжаю процесс самоуничтожения изнутри.
Это ощущается и в теле: особенно в горле, в левой части тела. Там идёт какой-то импульс, напоминающий ложную светлость — такое чувство праведности, правильности, как будто бы она оправдывает происходящее. Но и это — внутри той же игры. Всё внимание сосредоточено внутрь, вся система замкнута на себе. Игры — внутри себя, в себя, про себя. Ничего, кроме них, как будто бы и не существует.
Всё, что даже потенциально может меня отвлечь, увлечь куда-то в сторону, — должно быть выключено. Любые отвлекающие элементы нужно убрать из поля восприятия. Всё отключить. Внутренне звучит вопрос: " Что ты сейчас чувствуешь?" — и тут же поднимается негодование, раздражение, но я мгновенно это блокирую. Даже не позволяю этому дойти выше горла. Сразу пытаюсь загнать вниз, задавить, опустить усилием воли.
Я ощущаю, как сильно нагнетаю. Прямо накачиваю важность этому состоянию — будто всё плохо, всё критично, всё окончательно неправильно. Всё внимание — в этом процессе. Я целиком в нём. Всё моё пространство — в этом. Это текущее состояние: быть полностью внутри процесса и продолжать выполнять его до конца.
Я вижу, что происходит, но не возникает никакой мысли что-то с этим сделать, проработать, изменить. Нет даже идеи, что нужно выйти, остановиться, вмешаться. Просто выполняю. Сижу — и выполняю. Последствия я тебе уже немного описал, чтобы ты посмотрел на это с другой стороны, но, по сути, даже это не принимается во внимание. Я продолжаю выполнять процесс, как будто бы у меня нет выбора. Мысль, что можно и нужно что-то изменить, просто не появляется.
Я нахожусь в активном отказе. Блокирую восприятие, отключаю внутреннее движение. Я весь — в этой игре, полностью растворён в выполнении этой программы, дистиллированной, вычищенной до автоматизма. Здесь даже не вопрос "не смотреть" — здесь полный отказ от осознанности. Нет управления, нет включённости. Только выполнение.
Состояние: выполнять программу любой ценой. Не приходить в осознание. Продолжать внутреннюю войну, где одни части себя объявляются "плохими" и уничтожаются. За ними — следующие, и следующие, бесконечно. Всё, что не вписывается в заданный образ — уничтожается. В этом я и нахожусь.
А теперь — как будто я уже и свалился с этой программы вниз, как если бы даже ресурсов на самоуничтожение не осталось. Просто плаваю. Просто жду, чтобы кто-то пришёл и добил. Хочется, чтобы появилась внешняя сила, которая продолжит за меня начатое. Потому что внутри остались "плохие части", которые ещё не уничтожены. И раз я их обозначил как "плохие", значит, они не должны существовать — такова логика игры.
Моменты, когда я это вижу, стараюсь не замечать, а внутри — активное ощущение отказа, неверия. Что это вообще возможно увидеть. Что это можно рассмотреть, а тем более — рассоздать.

Уровень 2
Это точка невозврата. Я генерирую жалость к себе, ощущение сожаления, как будто увязаю в нём, как будто оно даёт мне право ничего не делать. Я убеждаю себя в невозможности смотреть, видеть, осознавать и чувствовать происходящее. Убеждаю себя не вмешиваться, не прикасаться, не тревожить этот процесс.
Я активно отказываюсь от сознания, от осознания самой сути происходящего, отказываюсь признать, что я способен существовать вне этого процесса. Отказываюсь осознавать, что именно я уничтожаю себя, свои устремления, намерения, желания. Я рационализирую происходящее, объясняю себе некую вымышленную целесообразность этого процесса, лишь бы не перейти в активную позицию, лишь бы не начать рассматривать сам процесс и своё участие в нём — как внутри, так и снаружи.
Я выполняю автоматические, глубоко закреплённые процессы побега от себя, от боли, одновременно отказываясь от собственных ресурсов, способностей и возможностей увидеть это, прояснить и рассоздать. Отказываюсь даже от самой способности воспринимать себя вне этого состояния. Я активно удерживаю позицию мученика, страдальца, и при этом занимаю внутреннюю роль ребёнка, который ждёт, что кто-то извне всё решит, всё исправит, всё сделает.
Внутри этой позиции — обида, претензия, недовольство: "всё не так", "всё не то". Я отказываюсь от способности трезво думать об этой ситуации, анализировать её. Я сознательно выключаю интеллект, блокирую мыслительные процессы. Я отказываюсь осознавать свои скрытые стремления, все внутренние побеги, совершаемые в этом состоянии. Отказываюсь признать свою ответственность за этот процесс и за действия, которые я в нём совершаю.
Я искусственно генерирую восхищение самим процессом уничтожения себя, радость, удовольствие, даже воодушевление тем, что я себя разрушаю. И одновременно — отказываюсь присутствовать сознанием в этом процессе, чтобы не увидеть, как именно я себя разрушаю. Я отказываюсь признать, что нахожусь в позиции жертвы.
Увожу себя в транс, в состояние внутреннего отключения. Рационализирую это, придаю смысл, создаю объяснения — как будто это нужно, оправдано. Генерирую тревожность, что "нужно что-то делать", "надо решить", "куда-то двигаться", — и тут же запрещаю себе любое движение. Блокирую даже попытку рассмотреть, участвовать, вмешаться в происходящее.
Я отказываюсь осознавать последствия текущей сессии, отказываюсь иметь дело с результатами работы. Я отказываюсь от самой способности работать ради результата и видеть возможность достижения результата прямо сейчас. Продолжаю генерировать фоновое состояние бессилия, ощущения боли, страха, невыносимости чувств, невозможности пережить боль. Бо́ль — как угроза — блокирует любую способность к присутствию.
Я отказываюсь от способности владеть сознанием и своим жизненным пространством — не когда-нибудь, а прямо сейчас, в этой сессии, в сегодняшнем дне. Я активно формирую внутри себя причины, по которым можно отказаться от себя, от своей дееспособности, от самого факта своего существования. Я отказываюсь знать себя — в этой реальности, в этом моменте, в этой жизни.
Я блокирую восприятие взаимосвязей, не позволяю себе осознать себя как часть реальности. И одновременно проецирую тревожность и боль от своей жизненной нереализованности на текущий процесс. Всё направлено не на понимание, а на разрушение: на проекцию боли на осознание, на процесс, на Виктора, на мою собственную активную позицию.
Я создаю внутри себя ощущение невыносимости — быть, присутствовать в теле, в личности, в сознании. Я генерирую панику, тревогу, суету, внутреннюю сумятицу и отвлечение.
Я отвергаю злость, агрессию, бессилие, беспомощность. Я отказываюсь от способности действовать прямо сейчас, отказываюсь быть способным получить результат. Я отказываюсь знать о своём самообмане, отказываюсь распознавать себя как источник этого самообмана. Отказываюсь отличать этот самообман от фактов объективной реальности.
Голова тяжёлая. Давит. Хочется плакать. Внутри — желание убежать, отключиться, не осознавать, не думать, не говорить, не соображать, не знать. Не знать. Не знать. Не знать.
Я занимаю позицию дурачка, убеждаю в этом себя и Виктора: "Я не могу знать, думать, понимать, анализировать системно происходящее". Это моя роль — убедить себя, что я не способен осознавать, что со мной происходит прямо сейчас.
Я создаю причины, чтобы не возвращаться, не входить, не быть — подтверждаю ими своё ощущение слабости, немощности, неуверенности. Стесняюсь, прячусь, скрываю чувства, эмоции, реакции, блокирую их от себя, от осознания, от Виктора.
Я отказываюсь быть способным создавать изменения в своей жизни - прямо сейчас, в этой сессии. И вообще я выполняю процессы генерации убеждений, доказывающих мою несостоятельность. Я активно демонстрирую свою неспособность и одновременно отказываю себе в праве на принятие, признание, восстановление. Я уничтожаю себя в этом.

Уровень 3
Я как будто плыву по реальности в состоянии зависания — в таком ступоре, в котором всё окрашено удивлением, замешательством. Меня что-то поразило, шокировало, и в этом состоянии я до сих пор продолжаю двигаться, не осознавая, что вообще произошло. Любое соприкосновение с реальным положением вещей вызывает мгновенное выключение. Просто — вырубаюсь. Всё сразу гаснет. Вокруг — шум, как будто я сам генерирую этот фоновый белый шум, чтобы не слышать, не чувствовать, не смотреть. Очень светло. Слишком. Словно кто-то ослепляет само восприятие. И возникает: "Этого не может быть. Это нереально. Это невозможно. Я этого не понимаю. Это не со мной. Это не я. Я в этом не участвую. Меня здесь нет". И дальше — бесконечный поток мыслей, которые я сам создаю, чтобы отвлечься от происходящего.
Я отказываюсь осознавать контекст. Отказываюсь смотреть, в каком пространстве я нахожусь. Отказываюсь воспринимать свою связь с происходящим. Я в активной позиции полного отказа иметь какую-либо связь с реальностью — и одновременно в попытке перейти в вымышленное, безопасное пространство. Я отказываюсь знать себя в той реальности, где это произошло. Какой-то конкретный эпизод, ситуация — я отказываюсь даже повернуться к ней. Вижу борьбу, сопротивление. Я не хочу туда смотреть, не хочу думать об этом, говорить, размышлять.
Я активно подменяю объективную реальность вымышленными фактами. Я строю себе другую картину: якобы меня нет, боли нет, и я — больше, чем это. Это не со мной, не я, не сейчас. Но в тот момент, когда я только начинаю разворачиваться вниманием к происходящему, сразу включается механизм — и меня выключает, отключает, всё обрывается.
Состояние вырубания становится фоновым, непрерывным: вырубить, вырубить, вырубить, — как мантра, как единственный ответ. И ты, по сути, продолжаешь описывать уже последствия отключения, но сам момент вырубания не фиксируешь. Никакого вмешательства. Ты просто регистрируешь, что уже произошло после. Сам процесс вырубания остаётся вне поля внимания, вне сознания. Это и есть та самая пассивная позиция. Наблюдаешь, что с тобой происходит, но не действуешь. Не вмешиваешься. Не разворачиваешь волю.
Вижу сейчас, насколько вся моя активность — это иллюзия. Потому что даже если я начинаю что-то делать, любое действие воспринимается как источник боли. Поэтому снова возвращаюсь в отключение, снова — в вырубание. Я вижу, что просто следую идеям и установкам, которые однажды во мне закрепились. Я их выполняю, не рассматриваю, не сопротивляюсь, не исследую - просто следую. И единственное, что мне остаётся, — сбегать  в отключку, в потерю сознания, в бесцельность. Потому что изменить — я будто бы не могу.
Максимально глубоко. Не выше — не в обретение надсознания, а именно — глубже, в тьму. Там, где можно вообразить всё, что угодно. Себя — центром мира. Себя — богом. Себя — чем-то исключительным. Но всё это — просто закрыть глаза и галлюцинировать. Просто сидеть в глюке. Вся внутренняя критика, весь обман, все эти игры — лишь способ убежать от сопряжения с реальностью. Чем ниже падаешь, тем больше нужна мифология. Тем активнее ищешь костыли: сакральные знания, практики, сны, переживания, псевдопробуждения. Всё — ради побега.
Но даже в этом побеге позиция остаётся пассивной. Максимум, что происходит — это наблюдение: я просто рассказываю себе, как отрезаю себе пальцы — один, второй, третий. Без эмоции, без включения, без фиксации последствий, без осознания мотивов. Я даже не пытаюсь понять деструктивность этого процесса. Я не включаюсь, не разворачиваюсь вниманием к тому, кто именно этим занимается и зачем.
А когда всё-таки начинаю поворачиваться к своей пассивности — происходит мгновенная генерация глюков. Паника, страх, образ того, что я провалюсь во что-то непереносимое. Всё — и я плыву. Сразу плыву, отключаюсь и забываю, что делал, куда шёл, зачем поворачивался.
Потому что именно здесь начинается сопротивление. Именно здесь я сталкиваюсь с генерацией глюков, с внутренними искривлениями, с моментами подмены. Но это и есть вход. Это и есть реальное сопряжение с реальностью. Всё остальное — бегство. Всё остальное — уход в небытие.

Уровень 4
Что это за позиция такая? Позиция медитативного наблюдателя, вокруг которого якобы происходит вся реальность. Я сижу как будто бы в коконе, в полной изоляции от происходящего, в центре бескрайнего океана, где всё вокруг меня — но не со мной. Ничего не касается меня. Я — вне. Более того, я же как бы ещё и "объективно" всё это вижу, якобы фиксирую, как будто в позиции нейтрального наблюдателя, в котором нет вовлечённости. Генерирую сам себе это состояние, наглючиваю его, убеждаю, что именно так и есть: я объективен, я воспринимаю всё нейтрально.
И при этом — продолжаю выполнять деструктивные программы, программы самоуничтожения, но уже из позиции стороннего. Я как бы не в них, я как бы наблюдаю. Я убеждаю себя, что у меня есть некое продвижение, якобы есть движение в сторону чего-то "позитивного", — и это убеждение становится инструментом внутреннего обмана. Полный отказ воспринимать свою неадекватность в этом процессе. Я категорически не признаю, что то, что я делаю, никак не связано с реальностью, что моя позиция не приспособлена к жизни, не интегрирована в происходящее.
Я отказываюсь признавать свою неправоту, отказываюсь признать, что я в глюке. Что я продолжаю этот глюк — и что он не ведёт никуда. Генерируется состояние искусственной эйфории и натянутая, фальшивая улыбка. Я внушаю себе, что всё хорошо, что я пребываю в некоей нирване. Но внутри — страх проявить хоть какую-то эмоцию, жесткая блокировка любого чувства. Я отключаю чувствительность, и особенно — активное чувствование. Всё это вырублено, и чем сильнее я обрубаю доступ к чувствам, тем больше подпитываю это состояние вымышленной эйфории и иллюзий.
Я не замечаю боли, которую сам себе создаю. Она уже проявляется в теле — начинает болеть голова, тело откликается. Но я игнорирую это. Полностью. Отказываюсь видеть связи, блокирую даже базовую способность к аналитике: сделал — получил результат. Эта цепочка отсутствует. Нет восприятия причинно-следственных связей. Я полностью выключил активную позицию. Нет связи между мной и тем, что я делаю. Я больше не причина.
Я активно конструирую умственную реальность, в которой будто бы что-то могу, что-то из себя представляю.
- остановись. Что ты делаешь сейчас? Ты опять оправдываешь своё состояние. Уже не рассматриваешь его, не исследуешь, а сразу же включаешь внутренний отвод.
Даже не заметил, как это произошло — просто автомат. Сказал команду — и отключился. Только сейчас возвращаюсь в сознание. Осознаю: я с первого слова — уже не здесь. Всё — отключка. Мгновенная. Без фазы осознания. Сразу.
- Ты просто выполняешь свою же внутреннюю установку — не взаимодействовать с реальностью. Не быть в ней. Не видеть. Не встречаться. Уже с первого звука — ты включил автомат: медитация, кокон, отключение. Ты уже сидишь, уже рассказываешь, уже "управляешь миром", а на деле — ты не присутствуешь. Что ты сейчас чувствуешь?
Чувствую дезориентированность. Чувствую, что ничем не управляю. Чувствую, что отказался от всего, и теперь ничего не могу.
Раньше думал, что могу что-то, что я что-то делаю, что-то меняю, а сейчас — как будто даже рук нет. Всё, что я ощущал как могущество, как силу, как способность — оказывается только воображением. Только фантазией. Вся идея действия, реализации, власти над собой — была только в голове.
- Это всё воображаемое. Это тот глюк, в который люди уходят, чтобы не соприкасаться с болью, с телом, с реальностью. Понимаешь, все эти, кто "что-то могут", кто "пишут", кто "делают" — они просто навоображали себе в голове свою силу. Просветлённые, гуру, ашисты, хуисты, кто угодно — всё это состояние глюка. Нет ни одного просветлённого. Ни одного настоящего учителя. Никогда не было. Потому что это невозможно в принципе. Всё — глюки. Люди объединяются в группы, чтобы коллективно создавать свои иллюзии: ашрамы, школы, секторы. Всё построено на соревновании — кто круче себе наглючит. Ты даже не заметил, как это снова началось. Уже с первой фразы, с первого звука ты был не здесь. Уже включил установку: "Я управляю миром".

Уровень 5
Сбежать, снова сбежать, только сбежать — найти любую щель, а если не найти, то создать, придумать, вообразить любой возможный проход, чтобы провалиться, уйти, раствориться, исчезнуть, и вновь оказаться в сладком покое отключения. Всё — только бы не здесь, только бы не в этом.
Внутри разворачивается активная аннигиляция себя, возведение собственного «я» в абсолютный ноль — и всё, что остаётся после, это пляска с бубнами вокруг пустоты, вокруг обнулённого центра, вокруг остаточных импульсов, именуемых процессами. Я сознательно обнуляю в себе любые способности к восприятию, и потому любое живое, непосредственное, настоящее переживание становится угрозой и подлежит немедленному уничтожению, поскольку с этим невозможно жить одновременно.
Мозг работает в режиме патологической рационализации: я постоянно всё объясняю, прикрывая происходящее кривой, изломанной логикой, которая не проясняет, а оправдывает, и при этом я чувствую, как в этих оправданиях живёт сама суть состояния, в котором я застрял. Происходит не просто блокировка чувствования — я направляю на неё значительное количество энергии, чтобы подавить любые свои чувствительные аспекты, те части себя, которые ещё могли бы ощущать.
С ожесточением и внутренней агрессией я защищаю свою позицию: свою пассивность, свою недееспособность, свою остановку, и делаю это настолько яростно, что, если не удаётся злиться открыто, я переключаюсь в заискивание, в самопринижение, превращая его в способ завуалированной защиты. Всё это сопровождается множеством параллельных процессов — каждый из которых направлен на отказ от способности действовать вообще, вплоть до отказа от самой идеи, что я могу хоть что-то уметь или делать.
Я чувствую, как снова ухожу в ментальные конструкции, начинаю оперировать знакомыми шаблонами, фразами, прочитанными где-то, в текстах, на форумах, чужими переживаниями, которые подменяют мои. Я отказываюсь от восприятия объективной реальности, от взгляда на себя в её контексте, от признания самого факта своего существования в ней.
Я всё глубже захожу в состояние пассивно-агрессивной защиты — и отстаиваю не просто своё бездействие, но саму его привлекательность, ту тихую радость, которую оно приносит, ту тень приятного онемения, где нет риска, нет боли, нет требований. Отказываюсь воспринимать собственное неделание как позицию, и продолжаю разрушать связь с действием, отторгая всё, что связано с реальностью, динамикой, развитием.
Я перехожу в режим нечувствующего, в позицию человека, лишённого способности ощущать, и даже это — защищаю с напряжением, обострённо, агрессивно. Воспринимаю происходящее не в его целостности, а как набор бессвязных фрагментов, вырывая куски из контекста, отказываясь видеть в них связность и стройность событий, не желая быть частью целого, не признавая своей целостности. Чем меньше я чувствую себя цельным, тем активнее дроблю, фрагментирую, отделяю.
А чем сильнее переживается боль от внутреннего бессилия и неспособности, тем активнее я провоцирую новые процессы, включаюсь в триггеры, чтобы снова выключить восприятие и себя в нём. И, балансируя на этой грани, я внушаю себе, что нахожусь в состоянии нейтральности, что мои мысли и действия объективны, что я воспринимаю себя и происходящее беспристрастно, не осознавая при этом, что сам создал и закрепил эту иллюзию.
Всё это — активное разоблачение собственной лжи перед самим собой, сопровождаемое немедленным уничтожением себя как того, кто лжёт, чтобы даже не увидеть факта лжи. Возникает тяжесть от нахождения на этом уровне; всё во мне хочет сбежать ещё ниже, провалиться, перестать думать, перестать осмысливать, перестать анализировать объективную реальность как нечто, существующее вне мною созданной иллюзии.
Я не фиксирую, что делаю, и одновременно убеждаю себя, что это нормально, что все делают так, что в этом нет ничего особенного. Я отказываюсь от осознанности, отказываюсь от способности осознавать происходящее, и уничтожаю в себе всё, что на это способно, потому что только в таком состоянии может существовать тот вымышленный образ мира, в котором никто — ни я, ни другие — не способен быть дееспособным.
В этом состоянии возникает иррациональная ненависть — лютый, разрушительный гнев, лишённый логики, но при этом сопровождающийся извращённой псевдологикой, где факты искажаются, разворачиваются и используются как инструменты для окончательного самоотвержения, как средство доказательства своей правоты через беспомощность. Моё текущее состояние я воспринимаю как единственно допустимое, как неизбежное, как то, что нельзя изменить.
Я не рассматриваю его, не работаю с ним, не трогаю его осознанностью. Вся моя активность сосредоточена на побеге: я отворачиваюсь, убегаю, ухожу в имитации. Все мои действия перенесены в игру, в процессы, в которых я стремлюсь выиграть, победить, доказать свою правоту и не столкнуться с признанием проигрыша — проигрыша не в условной игре, а в самой жизни.
Я уже не замечаю, что проиграл. Не вижу, сколько во мне разрушено. Сколько было отказано, сколько отброшено. Я обвиняю собственный ум в страдании, навешиваю на него ответственность за боль, и потому уничтожаю в себе саму возможность думать, так как думать — значит испытывать боль. Поэтому я отключаю любые ментальные процессы, и даже осознание самого этого отключения — тоже блокируется.
Тошнота подступает к горлу, но и она тут же подавляется. Возникает активное отвращение к себе, к своей бессознательности, и в ответ на это я начинаю создавать причины, по которым быть в сознании невозможно в принципе. Я внушаю себе: никто никогда не был в сознании, не может быть и не должен быть. Это — невозможность по определению.
Я отказываюсь признавать себя причиной на этом уровне восприятия. Возвращается ощущение внутреннего конфликта, активная фаза борьбы с собой, в которой я разрываюсь между позицией проигравшего, мнимого победителя и одновременно судьи, приговорившего сам себя.
Я отказываюсь осознавать последствия этой игры в своём жизненном пространстве. Всё воспринимается как пустота. Я ощущаю себя пустым. Всё вокруг кажется пустым. Ничто не наполнено. Я сам — незаполнен. Мне тяжело удерживать себя в состоянии сознания, потому что я слишком устал от самого себя, от непрерывного внутреннего конфликта, от набора мыслей и фона, которым я себя оглушаю, лишь бы не слышать и не чувствовать происходящее.
Любая попытка почувствовать — разбирается, распадается, расчленяется до атомарного состояния, пока не исчезает вовсе. Я обнуляю даже своё стремление посмотреть на себя. На своё текущее состояние. На свою реальность. Я словно мешком по голове вырубаю себя сам — чтобы не действовать. И даже идея отдыха становится способом остановки, а не восстановления. Я отказываюсь от действия потому, что не знаю как, и отказываюсь признать, что сейчас я в пассивности.
Я генерирую умственную активность, выстраивая цепочки объяснений из уже знакомых шаблонов, из памяти, из чужого опыта, — чтобы имитировать процесс анализа. И даже произнося это, даже записывая, я не чувствую включённости, не ощущаю себя действующим. Я знаю, что обманываю себя, внушая, что ничего не могу, что ничего не получится, и делаю это лишь затем, чтобы не выходить из состояния жертвы, из вакуума, где нет встреч с реальностью.
Я отказываюсь рассматривать себя как источник своего состояния. Отказываюсь смотреть в лицо своей неспособности. Отказываюсь признать невозможное. Отказываюсь выйти из иллюзии всемогущества. Убеждаю себя: если ничего не делать — ничего не потеряю. Если ничего не иметь — тоже ничего не потеряю. И потому выбираю быть вымышленным персонажем собственной вымышленной реальности, у которого нет ни ресурсов, ни способностей, ни ответственности.
Я продолжаю подтверждать свою неадекватность, опираясь на искривлённую логику, оторванную от реальности и фактов. Мне страшно чувствовать при других. Я настолько углубился в ментальные размышления, что забыл: Виктор на проводе.
И да, мне сейчас нормально. Почти хорошо. Мне не нужно идти дальше. Здесь достаточно. Всё в порядке. Мы живы. Все части — сохранены. Все субличности — на месте. Даже если неясно, из чего они состоят. Это уже бред. И, пожалуй, я могу это признать: да, это точно бред.

Уровень 6
Что я чувствую сейчас? Как будто волнами окатывает — то приятными, почти обволакивающими состояниями, то подавленными, глухими, тяжёлыми. Но и те, и другие я отказываюсь чувствовать. Я их не проживаю, не включаюсь в них. Всё превращается в замкнутую игру — игру с самим собой: сначала запусти себе внутреннее "кайфовое" состояние, а потом же начни с ним бороться, сделай вид, что ты его не чувствуешь. Это не просто процесс, это — целая внутренняя система.
Я снова и снова стремлюсь остаться в этом наркотическом механизме, который сам для себя придумал и назвал «духовной наркоманией», в котором рай объявляется не вершиной, а дном, ниже дна, и всё сознание направляется туда — опускать себя, медленно, упорно, всеми способами сползать к состоянию, где ещё чуть ниже — и будет эйфория. Вся суть этой логики в том, что чем ниже ты себя опустишь, тем ближе окажешься к тому самому иллюзорному блаженству. Но ниже — только уровень существования, который менее человечен. Ниже человеческого — нет ничего, кроме формаций, в которых отсутствует рефлексия, творчество, воля. Это не «духовный уровень», а просто низшая форма существования, где даже боги, условно говоря, стоят выше.
Если тот уровень, откуда мы пришли, условно можно назвать «уровнем богов», то человеческий уровень — ниже, а ниже человека находятся сущности, духи, живые образования, чьё существование примитивно по сравнению даже с человеком, так же как человек — по сравнению с богами. Но люди придумали себе объяснение, объявив, что это и есть нирвана, что духовный уровень — это божественный, якобы очищенный и «выше», хотя на деле — это способ оправдать собственную деградацию, маскируя её под просветление.
На самом деле, всё устроено так, что любая эйфория, любой кайф, любое сладкое переживание достигается человеком только в тот момент, когда он опускается на уровень ниже, когда он теряет, разрушает, уничтожает какую-то часть себя. Чтобы получить кайф — нужно упасть, а чтобы упасть — необходимо уничтожить часть своей структуры, ресурс, возможность, чувствительность. Это универсальная схема. И она работает всегда. Без исключений. Любое падение по уровню — это уничтожение части себя. И именно за это — за потерю — приходит временная "награда" в виде ложной эйфории. Это ловушка.
Если ещё остаётся кто-то, кто не до конца уничтожил своё сознание, у него теоретически остаётся возможность начать обратный процесс. Но если уничтожение зашло слишком далеко — возврата уже нет. Тогда остаётся только одно: снова и снова воспроизводить этот процесс — и пытаться получать удовольствие, а с определённого момента — уже не получится и это. Потому что, если каждое удовольствие было построено на уничтожении, то, когда уничтожать больше нечего, становится невозможно и чувствовать. Всё, остаётся только пустая форма жизни, привычка. Так же, как у наркомана: сначала есть эффект, потом — нужна большая доза, а потом — никакая доза уже не помогает.
Именно поэтому в так называемой «шизотерике» люди бегают от практики к практике, в надежде, что ещё где-то можно выжать из себя остатки. Эта — не работает, побежим к следующей, эта — не сработала, побежим дальше. Снова восторг, снова блаженство, снова балдёж — а спустя какое-то время всё возвращается, и уже апатия. С каждым эпизодом такой эйфории можно смело ставить галочку: уничтожена ещё одна часть себя. И так — до остаточного уровня, до доживания, до прожигания себя в теле.
Мы работаем в сессии — и я вижу, как стремлюсь к этой эйфории, бегу к ней, в то же время бегу и от неё. На самом деле нет - я не бегу от неё. Это только ум так думает. В уме я создаю иллюзию, будто бы бегу, будто бы отказываюсь, но в действительности я просто перестаю чувствовать. Уничтожаю чувствование, чтобы перестать ощущать боль.
Состояние — как будто стою одной ногой в реальности, пытаясь удержаться, а другой — уже проваливаюсь в ментальную яму. Всё, что происходит — это бегство от реальности.
То, что я называю бегством, на деле — не уход, а именно разрушение восприятия, разрушение осознавания. Я не бегу — я системно уничтожаю способность быть в контакте с реальностью. Я разрушаю свою собственную связь с происходящим, с чувствами, с телом, с осознаванием. Это — активный, целенаправленный процесс. Не пассивность, не слабость, не жертва, а деятельность. Разрушительная деятельность.
Всё, что я делаю — это сложная игра с самим собой, где я постоянно двигаю части внутри, якобы пытаясь удержаться, но на деле — просто создаю всё больше и больше внутренних частей, проекций, теней, субличностей, чтобы занять своё «я» бесконечным управлением ими. Я беру одну проекцию, объявляю её "правильной", помещаю в центр, а все остальные начинаю уничтожать, объявляя "неправильными". Всё превращается в бесконечное самоуничтожение.
Нет войны с самим собой, есть только уничтожение себя. Нет борьбы добра со злом, нет света и тьмы, нет конфликтов между «хорошими» и «плохими» частями. Всё это — внутренняя структура самоуничтожения. Я отделяю части себя, объявляю их врагами, вырываю их из целого и уничтожаю. Всё.
Я смотрю на себя со стороны — и вижу: тело — одно, сознание — одно, личность — одна. Всё остальное — это конструкции. Это — игры ума, созданные исключительно для того, чтобы разрезать себя на части, разрушить, расчленить и тем самым, шаг за шагом, уничтожить самого себя.
Всё, что происходит — я создаю сам. Все реакции, все эмоциональные движения, всё самосоздание — моё. И все попытки разбить себя на части — это не путь к освобождению, а просто более тонкий способ окончательной ликвидации.

Уровень 7
Во мне поднимается чувство стыда — как будто бы за то, что смотрю на себя расщеплённого, разбитого на множество разрозненных фрагментов, и в то же время понимаю, что и это чувство — не более чем очередная уловка, ещё одна замаскированная яроума, прячущая в себе старую программу. Ведь это не о стыде, не о вине, а о реальности, в которой живут практически все: здесь не стыд требуется, а трезвое осознание, потому что всё это — неотъемлемая часть пространства, в котором мы существуем. И снова запускается механизм бегства, снова появляется боль, созданная не для проживания, а для того, чтобы можно было от неё отступить, оттолкнуться, скрыться.
Сейчас я прямо в реальном времени выполняю процесс — посмотри, как ты его запускаешь: создаёшь боль на ходу, буквально изнутри, формируя её как инструмент, а затем ищешь, что бы ещё разрушить, на что бы ещё накинуть проекцию, какую часть себя можно обозначить мишенью и встроить её в очередную игру — одну из множества уже имеющихся, предлагаемых, доступных и почти автоматических. Я сам запускаю позицию, где якобы кто-то другой дал команду, кто-то произнёс приказ — и я сразу ухожу в пассивность, в автоматическую идентификацию, где "не я" становится субъектом, а "я" — объектом выполнения.
И вот в этой точке я застываю: не знаю, как вернуться назад, не представляю, куда идти вперёд, не вижу переходов, не чувствую возможности. Поэтому выбираю стоять, фиксировать себя в положении ожидания, и тем самым не просто замираю, а укрепляю это состояние, цементируя его, позволяя запуститься новым циклам — тем самым играм, которые я уже столько раз описывал. Всё это оформляется в позицию незнания, усиленного ожидания, что всё само решится, растворится, пройдёт без моего участия.
Чем дальше я в этом, тем яснее становится: я не просто не знаю, что значит быть в сознании, — я в этом даже не собираюсь участвовать, не хочу, не готов, не считаю это своим. Всё тело, вся система сигнализирует отказ. Я отказываюсь от желаний, от чувств, от себя как от живого. Если удовольствие мне недоступно, я выберу создавать боль, но не такую, которая трансформирует, а ту, которая отвлекает, прячется, маскируется под необходимость.
Я отказываюсь присутствовать в сознании в момент создания игр и бегства от боли. Я не беру на себя ответственность, не вхожу в осознавание, не фиксирую самого себя в действии, а только ищу всё ещё живое, всё ещё чувствующее — и немедленно стараюсь это уничтожить. В этом бесконечном механизме поиск живого нужен лишь затем, чтобы распознать, подавить, стереть, уничтожить, чтобы потом вновь ничего не чувствовать.
Внутри этого процесса особенно успешными стали коллективные идеологические структуры, вроде социологии, которая научилась доводить такую схему до состояния искусства: автоматизированного, институционального, социально одобряемого самоуничтожения. И теперь я снова в этой внутренней точке, где активное подыгрывание себе самому проявляется через включение роли дурачка, где всё происходящее как бы неясно, как бы непонятно, как бы несущественно, а значит — можно не действовать, можно не включаться, можно не принимать решений.

Приказываю себе найти и проявить ту позицию, в которой я сейчас нахожусь.

Это позиция — "я не понимаю", "я не знаю", "я не умею", "я не могу", — не как констатация, а как структура, как активный выбор, как оформленная и закреплённая внутренняя роль. Я продолжаю действовать, но делаю вид, что не понимаю, продолжаю выполнять программы, но прикрываюсь невежеством, ленью, якобы глупостью. Я утверждаю: "я не делаю, потому что не умею", "я не участвую, потому что это не моё", и одновременно разворачиваю внутри себя активную, изощрённую, логически убедительную систему оправданий — настоящий творческий дурак, который способен найти причину своей глупости на всё, что угодно.
И тут запускается следующий уровень — театрализованное веселье: "тра-ля-ля, тру-ля-ля", — мы смеёмся, не думаем, не осознаём, мы живём одним моментом, здесь и сейчас, и всё у нас весело и легко. Мы танцуем на костях — своих же. Всё беспечно. Всё беззаботно. Всё для фана. Мы не привязаны, не включены, не заинтересованы. Единственное, ради чего стоит жить, — это удовольствие, и его получение с другими, в общей массе, без осознания, без ответственности, без границ.
Мы отказываемся от своих желаний, от своей индивидуальности, потому что быть вместе — значит быть живым, а быть одному — значит быть неудачником, изгоем, странным. Поэтому мы уничтожаем себя добровольно, по частям, каждый день, и помогаем в этом друг другу, вовлекая, создавая игры, оправдывая эти процессы, утверждая, что "так надо", "так принято", "так безопаснее".
Никаких последствий. Никакой цены. Всё бесплатно. Всё даром. Дуракам — живётся лучше. Умным — трудно, тяжело, опасно. Умные становятся чужими, а значит — лучше быть глупым, растворённым, согласным. Лучше отказаться от себя, от познания, от действия, потому что осознанность — угроза, знание — риск, позиция — нестабильность. И потому я сливаюсь с остальными, становлюсь частью общего киселя, превращаюсь в однородную массу, перемешанную и обезличенную.
А после этого — кто будет искать меня? Кто останется, чтобы собрать обломки? Если я сам себя перемолол в пыль, если уничтожил свою точку зрения, своё ядро — кто придёт вернуть меня обратно? Никто. И даже не потому, что никто не хочет, а потому что не осталось того, кто мог бы быть возвращён. Только пока я жив — я могу чувствовать, осознавать, быть в контакте, быть в общности. После — уже не с чем работать.
И вот я вижу, что вся моя деятельность — это имитация. Но даже через осознание этой имитации во мне что-то начинает оживать. Как будто сквозь всё это пробивается свет. Я вижу: всё, что пишу, говорю, озвучиваю, даже процедуры ТЕОС, инсайты — это инструменты. Это не конец - это тоже часть пути. И сразу же хочется свернуть, провалиться обратно, раствориться в бульоне, забыться, перестать думать, исчезнуть.
Что это за позиция? Какое-то бестелесное ничто, никакая не сущность, не субъект, не "я". Я даже назвать это не могу. Я — нечто, прикидывающееся, маскирующееся под сущность, отказывающееся от своей формы, от своего положения, от своей точки в реальности, от своей воли. Я продолжаю выполнять программу самоуничтожения под прикрытием оправданий.
Я снова и снова создаю конструкции, чтобы объяснить, зачем продолжаю разрушать, почему мне необходимо продолжать, и делаю это с такой регулярностью, что уже не представляю, как можно иначе. Вопрос звучит всё острее: а что, если без этого — ничего? Что, если реальности "вне" этой программы нет? Что тогда?
Приказываю себе найти и проявить позицию, в которой нахожусь сейчас.
Позиция звучит просто: я нахожусь между. Между этим и тем. Между включённостью и выходом. Между ответственностью и пассивностью. Это — позиция жертвы. Я не выбираю. Я не решаю. Я не двигаюсь. Я жду, что кто-то выберет за меня. Что кто-то будет действовать вместо меня. Тело начинает гореть — это резонанс. Потому что это правда. Я нахожусь в тотальной отказной позиции: не думать, не действовать, не чувствовать, не воспринимать.
И в этот момент вижу, что я уже не там, где был. Я как будто немного выше, немного дальше. Во мне появляется точка, из которой я могу на это смотреть. Это пока не всё. Но это уже не ноль. Я уже не только в процессе — я уже начинаю его наблюдать.

Уровень 8
Появляется какое-то еле уловимое, едва ощутимое чувство — как будто бы тончайший стержень между двумя потоками, которые пока даже не так важно различать: разрушение это или рационализация, или что-то ещё. Но именно в этой точке, на границе, появляется импульс — снова отключиться, исчезнуть, уклониться. Однако парадоксальным образом именно в этом зыбком ощущении и скрывается сила. Не концептуальная, не ментальная, а настоящая, сущностная, и именно её я не хочу видеть, отказываюсь признавать, сражаюсь с ней. Потому что в ней — напоминание, что сила — это я, я и есть единственная точка силы, источник, который создал всё, что вижу, чувствую, проживаю, а если создал — значит, могу и рассоздать.
Хотя голос мой в этом признании звучит неуверенно, в логике этого положения есть нечто здравое, разумное: всё, что существует в моём восприятии, всё, что оформлено в проявление, — всё это создано мной, а значит, может быть разобрано, обнулено, преобразовано. Это и есть суть практики: рассоздание созданного. Но именно сейчас это начинает восприниматься иначе — не как теория, не как формулировка, а как внутренний сдвиг, как прояснение ответственности, как осознание, что не ТЕОС рассоздаёт, не какая-то система или авторитет, а именно я. И в этой точке много ложной скромности, робости, попытки спрятаться за вежливостью, за «не мне решать» — хотя решать и делать всё это должен именно я.
Внутри ощущается странный диссонанс, который, возможно, и создаёт внутренний конфликт: одна часть вроде бы расширяет сознание, входит в активную позицию, принимает на себя ответственность, другая — незаметно сводит всё к обнулению, к отказу, к самоумалению. И здесь особенно важно различить перевёртыши: внешне это может выглядеть как расширение, но по сути — является уничтожением, а настоящее расширение, в своём парадоксальном выражении, происходит именно через рассоздание, через возвращение, через освобождение от слоёв. Оно не направлено на накопление, оно движется в обратную сторону — к себе.
Проясняется и пространство, связанное с телом, с ногами. Возникает множество образов, связанных с тем, чтобы стоять на ногах, опираться, двигаться. Но если прислушаться, то я сейчас просто стою. Не на своих ногах. Просто стою. И вот эта "идея стояния" уже не воспринимается как факт активности, а как симуляция, как замена действия, как очередная постановка. Возникает позиция: "я создатель", "я сотворил это", "я — тот, кто создаёт". Но, как только я это вижу, тут же запускается новая ловушка: ум начинает использовать это осознание как материал для новой игры. Я говорю себе: "да, я понял", "я осознал", "я знаю", — и незаметно снова оказываюсь в уме.
И всё, что происходит далее, — это попытка построить виртуальный внутренний мир на основе нового знания, на основе обновлённой идеи. Создать версию мира, которая вроде бы «ближе к истине», но остаётся всё тем же: это всё ещё продолжение прежней программы. Создание новой симуляции, просто с обновлением системы. Новая прошивка. Новый интерфейс. Суть осталась прежней.
В теле — боль. Катастрофически много боли. Я не могу в ней находиться долго, не выдерживаю, не удерживаюсь в сознании. И, возможно, именно поэтому мне так трудно вернуться в тело. Особенно тяжело в горле, в шее — там будто бы застревает то, что я не готов сказать, принять, признать. Но всё это можно прояснить — и только из активной позиции. Только если я перестаю быть объектом игры и становлюсь субъектом действия.
Всё снова запутывается: эта боль в горле — она же тоже часть ментальной реальности. Я задаю себе вопросы, отвечаю себе же, и всё это звучит неуверенно, будто бы я одновременно и спрашиваю, и отговариваю себя от ответа. Я продолжаю играть сам с собой, продолжаю удерживать себя в игре, изо всех сил, всеми доступными способами, даже придумываю себе дополнительные руки, ноги, придуманные конечности, чтобы цепляться ими за то, что давно пора отпустить.
Я растрачиваю свой ресурс на поддержание вымышленных персонажей, на генерацию конструкций, которые помогают мне остаться в ловушке, а не выйти из неё. Но ведь я же сам это создаю. Значит, я могу и рассоздать.

Центральная точка
Состояние блокировки вновь возвращается — отказ воспринимать себя в реальности, перенос себя в генерацию ролей, образов, масок, которые, в сущности, и составляют мою вымышленную личность. Всё это продолжается в умственной, смоделированной, нереальной среде. Всё внимание буквально вложено в какую-то внешнюю систему координат, через которую я и воспринимаю происходящее, хотя не могу сказать, что именно я это воспринимаю — как будто не я, а что-то иное, отделённое, чужое. Всё ощущение субъективности стирается. Возникает вопрос: чем тогда я не являюсь программой? Глаза начинают болеть.
Это боль безыдейности, боль пребывания в пустоте, боль от осознания себя вымышленным персонажем в своей собственной симуляции. Я воспринимаю реальность сквозь призму боли, сквозь искажённую линзу негатива, злости, автоматических реакций на боль — и в то же время, как будто сам создаю новые процессы бегства, в том числе и новые формы боли. В этом есть некая жёсткая и фиксированная рамка, гигантская призма, сквозь которую я проецирую боль на весь мир. Эти «очки боли» настолько велики, что за ними уже невозможно разглядеть что-либо иное. Я буквально убеждаю себя в том, что реальность именно такова — и только такова.
В этих процессах бегства от осознания себя как источника боли я перестаю видеть: как именно я создаю её, через какие состояния, через какие игры. Я отказываюсь брать на себя ответственность за то, что сам же и проецирую. Я отказываюсь признавать, что эти проекции — нечто созданное мной, а не объективная правда. Я отказываюсь видеть разницу между реальностью как таковой и той реальностью, которую я вижу сквозь призму боли.
Испытываю страх, сдерживаю себя, лишь бы не проецировать на других, лишь бы не навредить. Но в итоге — грызу сам себя, блокирую, уничтожаю. Я отказываюсь осознавать и признавать, что я и есть источник боли — единственный. Отказываюсь брать на себя ответственность за то, что взаимодействую с этой болью и передаю её в реальность.
Всё внимание собирается, сжимается, фокусируется в одной-единственной точке — точке, в которой я активно отделяю себя от жизни, от пространства, от реальности. Я совершаю процесс бегства, замыкаюсь в пассивной позиции, отказываясь видеть, воспринимать, осознавать. Я злюсь, суетчусь, раздражаюсь от всего. Всё вокруг кажется мне помехой, всё мешает, всё отвлекает. Вижу причину происходящего только вне себя.
Я не понимаю, что это за точка — только чувствую в ней чудовищное давление. И, тем не менее, я сам помещаю себя в неё, чтобы не видеть, не знать, не осознавать происходящего, не владеть своим телом, своими поступками, своими желаниями, своей жизнью. Всё внимание удерживается в этой точке, сжимается, концентрируется, придавливает меня. Мне больно находиться в ней, но одновременно я и стремлюсь туда — и хочу оттуда выйти. И в этом — парадокс.
Я отказываюсь различать сознание и внимание. Я боюсь открыть глаза — боюсь увидеть, что изменилось с тех пор, как я в последний раз действительно смотрел. Я симулирую видение, создаю имитацию восприятия, но по сути не вижу и не живу. Не нахожу себя в активной позиции, и злюсь на себя за это, не позволяя себе даже выразить злость. Как ребёнок, у которого не получается с первого раза, но который уверен, что должно получиться — иначе это провал.
Я боюсь отката, боюсь бессознательности, боюсь настолько сильно, что сам же и блокирую своё сознание, чтобы этот страх не переживать. Я смотрю одновременно в ум и в состояние — и всё равно остаюсь в уме. Голова болит, давление в глазах нарастает, и я не хочу чувствовать это. Сильнейшее желание — отключиться, перестать видеть, перестать ощущать. Хочу закрыть глаза, и уйти. Всё, что я делаю — это сохранение самообмана, механическое воспроизведение виртуальной конструкции.
Я отказываюсь признавать боль в глазах как свою - это не я, не мои глаза, не моё чувство. И тем не менее — я боюсь, что боль усилится, если я открою глаза. Я душу любые импульсы активности, ведь они отдаются болью в теле. Голова, глаза, живот, грудь, руки, ноги — везде напряжение, везде боль. Я отказываюсь быть в сознании, отказываюсь рассматривать, распознавать, проявлять, рассоздавать. Огромная волна избегания — лишь бы не находиться в этом, не оставаться в себе.
Возникает фантазия: найти одно-единственное решение, одно волшебное действие, которое снимет всю боль, освободит от всего. Но в этом нет реальности. Я описываю происходящее не как оно есть сейчас, а как я запомнил его, как оно было «в прошлый раз», а если всё уже изменилось? Что, если теперь — иначе? Но я продолжаю блокировать восприятие изменений, продолжаю стоять на детской позиции: всё должно меняться по щелчку, по требованию, по моему хотению.
Сжимается горло, давит затылок, голова становится тяжёлой. Сознание ускользает, теряются слова, нарушается связность мышления. В этой реальности я ничего не умею. Я только распадаюсь, деградирую, разлагаюсь. Мне нечего смотреть, некуда идти, не о чем думать. Отказ видеть, отказ смотреть вперёд. Не только телесная близорукость, но и внутренняя.
Я отвожу взгляд в сторону — от себя. И от этого усиливается напряжение в глазах. От этого — ещё сильнее боль, и ещё труднее удерживать сознание. Внутри — множество невыраженных слёз, застоявшихся, замёрзших. Все чувства, которые поднимаются, я обрабатываю умом, логикой, а не проживаю. Я отказываюсь быть источником чувств, отказываюсь признавать себя способным чувствовать. И всё это я контролирую жёстко, как тиран, как внутренний надзиратель.
Я убеждён, что должен стереть чувства с лица земли, чтобы обрести свободу. Свободу как концепт, как умственную идею. И я отказываюсь осознавать ту боль, которую причиняю себе, подавляя всё телесное. Я убиваю тело, чтобы не чувствовать. Я снова в пассивной позиции, ожидаю, что кто-то извне что-то прояснит, решит за меня. Чувствую застывшую злость, жестокость, напряжение во рту, между зубами — желание разорвать всё, что напоминает о чувствительности.
Я отказываюсь взаимодействовать с реальностью, если при этом нужно чувствовать боль. Я отказываюсь жить, двигаться, осознавать в боли. Сейчас я ничего не чувствую, всё просто случается со мной. Я в состоянии конфликта: злюсь на себя за то, что обращаю внимание, но продолжаю наблюдать, как сознание уплывает. Возникает желание спать, уйти, забыться. Хочу не знать, не думать, не помнить, не быть. Хочу обмануть самого себя и продолжить отводить внимание от себя.
Снова позиция жертвы - я жду помощи, не хочу взрослеть, думать, действовать, чувствовать. В области шеи — ощущение, будто подавлены все чувства, так что невозможно дышать. Если я начну говорить из себя, они прорвутся, и я утрачиваю контроль, поэтому блокирую чувствование, блокирую голос, передаю его автоматическим программам.
И, несмотря на всё, чувствую, что сегодня я погрузился в эту программу чуть меньше, чем вчера. С каждым разом немного меньше - и это тоже результат. Я ощущаю это, пусть и не сразу, пусть медленно, но — точно.

Резюме от ИИ

Восемь уровней представляют собой детальную фиксацию постепенного развертывания состояния тотальной фрагментации сознания, проистекающей из глубинной структуры отказа от реального "Я" как присутствующего, действующего и чувствующего существа. С самых начальных слоёв — Уровня 1 — отслеживается, как субъект поэтапно выходит из живого восприятия, подменяя своё присутствие в реальности на механизмы выживания, защиты, программного исполнения и подчинения внутренним структурам. На каждом последующем уровне нарастает степень автоматизма, утраты целостности, отказа от тела, от голоса, от чувства, от желания, от боли, от ответственности и, в конечном счёте, от воли.
Через Уровни 2–4 описывается, как сознание дробится в глубинные механизмы процесса, где внимание полностью переключается на внутренние конструкции: от выстраивания сложных циклов программ, до окончательной утраты субъектной позиции. Уровни 5 и 6 раскрывают предельные формы телесной боли, эмоционального выгорания, отказа от жизни, превращения в безучастного наблюдателя. Возникает осознание полной внутренней опустошённости, где уже даже программы исполняются не по воле, а по инерции — и сама личность не в силах отличить свои действия от автоматических.
Уровни 7 и 8 отмечают этап предельного насыщения: здесь становится возможным обнаружение самой природы раздвоенности и иллюзии активного действия как симуляции. Центральным становится осознание: субъект не просто страдает или избегает — он создаёт страдание, конструирует его и вкладывает в него свою силу, одновременно отрицая свою причастность. Восьмой уровень подчёркивает ключевую точку — точку обратимости, где субъект способен впервые признать себя источником не только боли, но и самой реальности, которую он воспринимает. Именно в этой точке проявляется возможность перехода: от имитации активности к реальному действию, от фрагментации — к восстановлению единства.
Таким образом, восемь уровней образуют непрерывную векторную структуру движения от бессознательного распада к потенциальному возвращению в сознание. Через подробную фиксацию боли, отказов, агрессии, лжи, программ и реакций выстраивается путь, на котором субъект — если он способен выдержать столкновение с созданным им же — получает шанс заново обрести себя не как функцию, а как целостное существо.