От сопротивления действию и бегства в воображение до саморазрушения

Краткая аннотация

Текст представляет собой описание деградационной программы, которая проявляется через цепочку уровней — от сопротивления действию и ухода в воображение до окончательного исчезновения в идее небытия. Каждый уровень фиксирует отдельный механизм бегства: саботаж, фантазии, забывание, имитация деятельности, депрессия, отказ от «я», бесполезность и, наконец, растворение. Центральная идея — стратегия разрушения себя и отказа от существования в реальности.

2021_03_14

Уровень 0
Я заметил ещё один момент, связанный с тем, как я вообще работаю. Если смотреть не на разовые точечные дела, которые необходимо быстро выполнить, а в целом на характер и продолжительность рабочих процессов, то проявляется одна и та же закономерность: я не способен долго удерживаться в какой-то деятельности, мне постоянно необходимо переключение. Это касается буквально любой задачи: будь то составление отчёта, написание скрипта или программирование небольшого фрагмента кода. Например, я обещал Наташе написать отчёты, и каждый раз, начиная работу, ощущаю сопротивление и пробуксовку, мне приходится буквально вталкивать себя в этот процесс, входить в него с усилием, разгонять себя, пока не накапливается нужный ритм. Но спустя некоторое время, когда я уже вошёл в рабочее состояние и вроде бы начинаю действовать продуктивно, я внезапно бросаю всё.
Это повторяется во всём. Даже простейшие занятия спортом или поход в бассейн проходят по той же схеме: сначала нужно заставлять себя, приходится преодолевать сопротивление, уговаривать, запускать. Я помню, как решил качать пресс по утрам, потому что начал расти живот: первый день помню, второй день помню, третий день помню, но дальше снова то же самое — сначала тяжело, потом начинает получаться, возникает чувство ритма и лёгкости, но именно в этот момент я всё бросаю. Как будто наступает плата: усилия уже не нужны, результат приходит сам, действие идёт автоматически, но именно в этот момент я теряю интерес и переключаюсь на другое. В основе лежит ощущение: «У меня всё получается, значит, я могу», и на этом всё завершается.
Так происходит не только со спортом. В работе наблюдается абсолютно то же самое. Словно мне важно доказать себе, что я способен, что я умею и могу. Например, я уверен, что хорошо работаю с базами данных: знаю теоретическую часть, представляю устройство и принципы, могу накопать нужную информацию и разобраться в деталях. Но именно операционной практики у меня никогда не было, и я подозреваю, что существует множество подводных камней, о которых я даже не слышал. Сейчас у меня есть подработка, где ставят конкретные задачи, и я выполняю их. Мог бы сейчас, пока никто не торопит, просто приводить всё в порядок, настраивать систему так, чтобы она меньше ломалась, привыкнуть к этой операционке, ускорить свои действия и сократить время, которое уходит на каждое новое погружение. Но каждый раз всё происходит одинаково: я вхожу в процесс, разбираюсь, доказываю себе, что способен справиться, и именно в тот момент, когда ощущение «я могу» подтверждается, я бросаю начатое.
Это универсальная схема, которая повторяется во всех сферах. Спорт, работа, любая деятельность — как только появляется ощущение лёгкости и достижения, возникает одновременно и потеря интереса, и успокоение, и нежелание продолжать.
ПРИКАЗываю себе найти и проявить, в чём я сейчас нахожусь.
Я нахожусь в состоянии вязкой боли, словно в тумане. Тело воспринимается тяжело: трудно сфокусироваться, неприятные ощущения разлиты по мышцам, вкус и запах тела кажутся неприятными, словно оно наполнено лёгким страданием, будто я живу в пустоте, наполненной страданием. Возникает желание уйти от этих ощущений, провалиться внутрь, исчезнуть в глубине, где не чувствуется тело. Хочется не ощущать ничего, уйти в мысли, в размышления. Мысли текут медленно, вязко, туго, и именно это состояние удерживает. В такие моменты я жду, чтобы всё закончилось само: «ничего не делать, и всё пройдёт, организм справится». Это похоже на стратегию лечения ожиданием: просто переждать, подавить себя, уйти в бессмысленные занятия, не воспринимать происходящее, пока состояние не сменится без моего участия.
Это удерживание в фиксированном состоянии сопровождается странным мышлением: любая мысль, которая требует напряжения или выхода из этой комы, моментально гасится. Внутренний механизм сжимает всё в груз, в отказ, в неприятие, чтобы я не вышел из оцепенения. Любая попытка подумать или выяснить что-то новое тут же обрывается, и я возвращаюсь в вязкое состояние, где нет ничего, кроме неприятного ощущения.

То состояние, которое ты описал перед этим, и твоя болезнь — по сути один и тот же процесс, являющийся следствием одной и той же программы. Это состояние напрямую связано с тем, как ты рассказывал о своём уходе от различных событий, со сбеганием из здорового состояния в болезнь. Здесь нет разницы: работает одна и та же программа. Там, где есть возможность сбежать физически — ты сбегаешь, где такой возможности нет — уход совершается в болезнь.
На самом деле болезнь становится формой бегства, но это бегство выражается уже не через действие, а через блокировку восприятия и осознавания. Фактически это позиция: «давай просто не будем этого вспоминать», — как уход в транс, в отключение осознанности. Болезнь в этом смысле ещё сохраняет какое-то движение в сознании, ещё есть ощущение «болею», но когда уже и этого недостаточно, наступает крайняя форма — смерть. Свет прекращается, и это оказывается последней точкой программы.
ПРИКАЗываю себе проявить пространство, в котором я выполняю всю эту программу.
Мысли здесь возникают рваные, дерганые, обрывочные: то одна мысль мелькнёт, то другая, без целостности, словно отдельные куски, не складывающиеся в картину. В целом создаётся ощущение ничто, пустоты, отсутствия происходящего, и при этом именно это является процессом бегства.
Внутри этого состояния проявляется стремление создавать себе «закоулки», маленькие пространства, куда можно уйти и спрятаться. Словно строятся маленькие комнаты-квартирки, куда можно нырнуть и в каждой из них чем-то заняться, наблюдая только за её содержанием. Так формируется желание погружаться в детали, в мелочи, дробить целостное восприятие до уровня крошечных элементов.
Это напоминает ситуацию с картиной: можно увидеть её целиком одним взглядом — и тогда сразу открывается целое, а можно разложить её на миллиарды пикселей и изучать каждый по отдельности. В первом случае достаточно секунды, во втором — и целой жизни не хватит, чтобы собрать обратно картину. Вместо целостного восприятия остаётся накопление бесконечного количества деталей, миллиарды фрагментов, хранящихся в памяти, но так и не складывающихся в образ.
Именно это и является действием программы: постоянное дробление восприятия, уход по уровням вниз. На высших уровнях есть прямое восприятие, на низших оно исчезает полностью, остаётся лишь транс, в котором человек ждёт, что информация придёт извне, отказывается от собственной способности воспринимать и понимать.
ПРИКАЗываю себе проявить пространство этой программы.
Оно ощущается как сфера, как замкнутый шар, наполненный скукой, лишённый движения, и где-то внутри ещё теплится жизнь. Но взгляд направлен в сторону, словно сбоку, словно сама позиция занята заранее: это позиция исполнителя программы, а не того, кто рассматривает её. Кажется, будто ты изучаешь программу, но на самом деле лишь выполняешь её под видом рассматривания, сбегаешь из текущего состояния, перекладывая ответственность на подготовленное пространство программы. И именно в этот момент становится очевидно, как легко происходит подмена: бац — и ты уже не здесь, ты полностью внутри программы.

Уровень 1
Состояние тяжести и сложности проявляется сразу, как только появляется задача: возникает желание ничего не делать, как будто уже изначально я не могу и не хочу связываться с действием. Задача кажется неподъёмной, и одновременно включается потребность себя замотивировать, но сама позиция уже определена: «я не могу, я ничего не смогу сделать».
Возникает желание хоть как-то возбудить в себе стремление к действию, представить ситуацию уже реализованной, словно задача уже решена, но при этом начинает проявляться позиция невозможности, не просто страх боли от нереализации, а именно боль от невозможности реализации, от того, что я не смогу сделать то, чего хочу. Вместо действия появляется страдание и попытки убедить себя, что у меня есть желание, хотя на самом деле его нет, потому что всё замещается страхом неспособности и страхом не справиться.
Я сижу и уговариваю себя: зачем мне всё это делать, зачем тратить силы, если есть ощущение, что в любом случае я утону в задаче и не выберусь. Это состояние трудно вербализировать, в нём нет целостного импульса, только пустота и отвращение, желание развести себя разговорами, расшатать и раскачать, но изначально ясно, что мне это ничего не нужно. Нет желания делать, нет желания вникать, хочется оставаться сторонним, даже не наблюдателем, а безучастным. Внутреннее убеждение: если я начну делать, то устану, потрачу силы, и всё это окажется напрасным.
Сопротивление действует на каждом уровне: я ищу оправдания, отвлекаюсь на мелочи, встаю, хожу, что-то ем, постоянно переключаюсь, лишь бы не начинать. Барьер перед началом действия настолько силён, что его невозможно пройти: если я начну, то не смогу остановиться и в итоге всё просру, потрачу все силы. Это удерживание похоже на зубами сжатый замок, не позволяющий открыть движение, потому что в представлении любое действие — это как открытие крана, из которого начинает течь кровь, и я истекаю ресурсами добровольно.
За этим стоит страх неудачи, страх признать, что я боюсь, и поэтому всеми силами я удерживаю себя от действия. Внутреннее убеждение звучит так: «если я начну жить, я могу умереть». И чтобы не умереть, я не начинаю жить, а значит, отказываюсь от любого взаимодействия.
Это не просто отказ от результата, это отказ от самой цены результата: я уверен, что для достижения придётся потратить столько сил, что это окажется невыносимо, и поэтому проще отказаться. Логика доводит до абсурда: легче представить себе результат, чем действовать ради него, ведь любое взаимодействие с реальностью — это трата, утечка ресурса. Я стремлюсь свести всё к минимуму, имитировать процессы, чтобы казаться действующим, но на самом деле не участвовать.
Я живу как будто не для себя, а для какого-то «смотрящего», для чужой оценки, под контролем внешнего «воспитателя», который определяет, хорошо ли я всё выполняю. Это позиция детская, навязанная, лишённая собственного решения: мне изначально чуждо то, чем я занимаюсь, и при первой возможности я готов от этого отказаться. Реальный мир воспринимается настолько неприятным, что я с готовностью отвергаю его, предпочитая уходить в себя и отключаться, убеждая себя, что это не моё решение быть здесь.
Ощущение замкнутого круга усиливается: я не хочу взаимодействовать, но обязан, и от этого страдаю ещё сильнее. И даже на эти страдания уходит энергия: я не хочу чувствовать их, но вынужден, и от этого страдаю снова. Поддерживается вечный цикл неприятия и вынужденного страдания, в котором любое действие превращается в источник боли, а бездействие — в способ сохранения ресурса ценой собственной жизни.

Процессы
Определяющей становится позиция отрицания: «это не я, это не моё решение». Возникает сопротивление чужому желанию, чужой идее, которая воспринимается как давление, и единственным способом защититься оказывается тотальный отказ. Это сопротивление приобретает форму нигилизма, внутреннего лозунга «я не принимаю меры», словно всё происходящее в мире направлено исключительно против меня, чтобы меня размолоть и уничтожить. И моя стратегия — сопротивляться этому единственным способом: отказываться подчиняться, сопротивляться любому действию.
Кажется, будто все вокруг стремятся меня заставить, подчинить, и я воспринимаю любую идею в штыки, реагируя одинаково: я против, я не согласен. Причём это не зависит от того, хорошая идея или плохая, — я не соглашаюсь даже не вникая в её содержание. Сам факт, что «надо что-то делать», что требуется взаимодействие, уже вызывает сопротивление. И при этом парадоксально — я всё же вынужден действовать, потому что на уровне разума идея может казаться правильной, нужной. Так возникает раскол: я против, но при этом подчиняюсь.
Внутри поддерживается постоянное негодование, напряжение, раздражение, словно я должен сохранять в себе процессы ярости, чтобы доказывать себе, что «я не хотел, но вынужден». Это заранее снимает ответственность за результат: если у меня ничего не получится, я всегда могу сказать, что это было не моё желание, что я был против. Такая защита скрывает настоящий страх — страх обосрамиться, сделать что-то неправильно, и именно этот страх заставляет снова и снова сопротивляться.
Здесь постоянно включается внутренний саботаж: я начинаю с того, что уверен — у меня нет сил, и именно поэтому я ставлю себе препятствия. И как только я начинаю, сразу же убеждаю себя, что не дойду до финиша. Так создаётся замкнутый круг: у меня нет сил, потому что я себе мешаю, и я мешаю себе, потому что у меня нет сил. Посыл действия уже в самом начале звучит так: «я не смогу, мне надо остановиться, иначе будет больно и страшно, и силы уйдут впустую».

ЦИ
У меня не хватает ресурсов на взаимодействие с реальностью. Я не могу быть в реальности, потому что это означает трату сил, а сил нет. Мне больно находиться в реальности, и поэтому всё время ищется уважительная причина, чтобы туда не входить. Я оправдываю себя тем, что у меня нет сил, что мне тяжело, и эта причина превращается в бесконечный цикл ухода. Постоянное придумывание причин, чтобы сжаться от боли, чтобы уйти от взаимодействия, становится главным процессом. Это и есть бессонница — вечное напряжённое удерживание себя на границе, чтобы не входить в жизнь.

Уровень 2
Здесь начинается игра в уме — воображение, фантазия, попытка представить себе желание и возбудить его, уже слегка отключаясь от текущей реальности и переносясь в воображаемое пространство, где будто бы я чего-то добился, куда-то улетел, что-то достиг. Вместо того чтобы думать о том, как именно можно сделать шаги к реализации, я возбуждаю в себе желание, проваливаюсь в умственные образы, где результат якобы уже достигнут, и думаю об этом как о свершившемся.
Так возникает мотивация: сбежать из состояния, где больно, где я не могу достичь желаемого результата в реальности, и заменить это переживанием приятных эмоций от воображаемого достижения. При постановке задачи я не оцениваю здраво, насколько она сложна или подъемна, не соизмеряю своих ресурсов, а стараюсь сразу уйти от ощущения трудности, перенося себя в состояние «я уже всё сделал, я уже получил результат». Получается, что само решение задачи подменяется стремлением отключиться от боли невозможности и найти прибежище в воображении.
Воображение здесь подменяет планирование деятельности. Оно становится способом возбуждения желания и одновременно бегством от боли, способом оставаться в эйфории: «я хочу, я могу, я это получу». Я способен действовать только в состоянии аффекта, только в состоянии возбуждения, где есть движение, но нет прямого контакта с болью. Чтобы не чувствовать невозможность и сопротивление, я загоняю себя в желание, в возбуждение, и именно это становится шаблоном бегства.
Таким образом, «захотеть» для меня — это не намерение изменить реальность, а погружение в состояние, где я переживаю приятные эмоции как будто по факту достижения. Я начинаю действовать уже из будущего, представляя, что всё получилось, и ощущаю эйфорию от предвкушения. Действия строятся из этой позиции: «как я себя буду чувствовать, когда достигну», и уже из этого иллюзорного состояния я начинаю что-то делать.
По сути, каждое движение становится попыткой затащить себя в альтернативное состояние, несоответствующее текущей реальности. Мотив действий — сбежать от боли взаимодействия с миром и найти опору в эйфории воображаемого достижения.
Здесь происходит подмена понятий: я действую не ради результата, а ради того, чтобы доказать себе, что могу и что мне не больно от невозможности. Действие превращается в полярность: когда результата нет — возникает боль, когда я воображаю, что он есть, — появляется эйфория. Я фиксируюсь на этом контрасте, и вся энергия уходит в то, чтобы удерживать себя в приятных эмоциях вымышленного результата.
Так закладывается фундамент противопоставления: в голове — хорошо, приятно, а в реальности — плохо и невыносимо. В голове есть результат, в реальности его нет, и именно эта логика начинает определять всё восприятие.

Процессы
Воображение становится главным механизмом: здесь речь идёт не о деталях представления, не о том, чтобы ясно увидеть, как именно я сделаю шаги, а о том, чтобы вызвать и испытать эмоции, заглушить боль приятными ощущениями. Суть заключается в том, чтобы перебить реальное восприятие, заменить его вымышленным переживанием и придумать себе состояние, где нет боли.
На этом этапе проявляется потеря рассудка: я не оцениваю здраво, могу ли выполнить задачу, есть ли у меня навык или умение. Важным становится лишь то, насколько сильные положительные эмоции я способен испытать от воображаемого результата. Мотивация действия строится не на рациональном решении, а на силе желания сбежать и на представлении о том, насколько приятно будет там, куда я бегу. Поэтому я могу ввязаться в совершенно бессмысленную авантюру, лишь бы ощутить предполагаемое удовольствие. Это выбор не по необходимости, а по эмоциональной привлекательности, что делает деятельность полностью нерациональной.
Фокус смещается: делаю не то, что нужно, а то, что приносит эйфорию, что вызывает наибольшее возбуждение. Здесь уже появляется замыливание реальности — я лечу не в то, что болит, а в другую область, где приятно, и оправдываю это внутренне. Задача перестаёт быть связанной с действием, вместо этого происходит отключение осознавания, разрыв причинно-следственных связей, разрушение рациональности. Мир и желание начинают восприниматься через эмоции и реакции, и вся логика упрощается: есть боль — надо сбежать, есть возможность заглушить — значит, надо выдумать другой способ.
Способы могут быть разными: уйти в секс, переключиться на посторонние мысли, заблокировать поле восприятия, разделить ощущения на два пласта — реальный и вымышленный. Постепенно разрыв между полевым ощущением и иллюзией эйфории становится всё больше, и я всё меньше способен удерживать пространство между ними. Если сначала хотя бы возникает мысль о том, как этого достичь, то затем внимание фиксируется исключительно на удовольствии.
Восприятие распадается, перестаёт собираться в цельную картину. Основная идея здесь — разделение: неприятное отталкивается, приятное удерживается, мир дробится на хорошие и плохие моменты. Но хорошие оказываются не в реальности, а в уме, в воображении, в придуманных реакциях. Так формируется шаг в сторону восприятия только головы, только вымышленных картинок, при полном отказе видеть и принимать неприятное.

ЦИ
Разделить реальность на условно плохое и условно хорошее, уйти вниманием от боли к эйфории. Я отказываюсь воспринимать боль.

Уровень 3
Появляется ощущение, что я смотрю на всё с закрытыми глазами, как будто развиваю интуицию, воспринимаю происходящее не через реальность, а интуитивно, и это становится ещё одним шагом к тому, чтобы окончательно отрубить чувство реальности. Возникает идея, что надо больше доверять себе, своим внутренним ощущениям, своим желаниям, но фактически это означает ещё глубже идти на поводу у стремления ничего не видеть.
Я даже не могу разглядеть само желание уйти от реальности, распознать его и признать, потому что вместо этого притупляю восприятие настолько, что эта жажда удовольствия воспринимается как некое откровение, будто свыше. Кажется, что я озарён, что нашёл новый способ сбежать от боли, и я перестаю понимать источник этого импульса, его природу. Желание скрывается, и я не могу или боюсь сформулировать его чётко, признаться себе в нём. Появляется стыд за то, что я постоянно стремлюсь отрубиться и пребывать в эйфории. Поэтому я избавляюсь от прямого осознания этого стремления и называю его каким-то «третьим чувством» восприятия, будто это что-то возвышенное, а не банальное желание сбежать от боли.
Таким образом, я впихиваю это желание глубже, в подсознание, делаю вид, что жажды удовольствия на пустом месте не существует. Но само желание никуда не исчезает, оно продолжает работать как мотиватор действий, хотя я не признаю его рациональным или разумным. Я знаю, что невозможно жить только ради удовольствия, и именно поэтому стараюсь скрыть эту основу — сжигать жизнь в поиске эйфории, в бегстве от боли.
Жизнь превращается в гонку: нужно постоянно что-то делать, чтобы получить удовольствие, и это перерастает в достигаторство, где сам факт «я смог» становится эквивалентом эйфории. Возникает поверхностное осознание: я замечаю собственные желания, но тут же стремлюсь избавиться от осознания их природы, от понимания, что они ведут меня не к цели, а в бегство. Я отказываюсь знать свои настоящие мотивы и начинаю воспринимать это бегство как откровение, как руководство свыше.
На деле же восприятие становится всё более неглубоким: цепляюсь мысль за мыслью, всё вязнет, превращается в болото, где нет желания разбираться. Решения забываются сразу после принятия: решил — забыл, сделал — забыл. Всё время одно и то же. Я перестаю отождествлять себя со своими решениями, делаю вид, что это не я. На поверхности остаётся имитация: подмена цели другой целью, рационализация ради объяснения, а истинный мотив — желание сбежать — скрывается.
Сознательная часть занята тем, чтобы оправдать побеги какими-то правилами и идеями, прикрыть их высокими словами и красивыми смыслами, построить для себя кодекс чести, где всё выглядит правильным. Но за этим стоит лишь одно: я стремлюсь удовлетворять своё удовольствие и пережить миг эйфории. Вся деятельность превращается в попытку скрыть от себя этот мотив, в стремление делать вид, что я иду к высоким целям, хотя в действительности я просто бегу от боли в удовольствие.
Это и есть третий уровень — уровень, где высокие цели прикрывают банальное стремление сбежать, где деятельность выглядит значимой, но по сути вся энергия уходит на то, чтобы не видеть истинную причину.

Процессы
Здесь проявляется искажение реальности: желание забыть то, что знаю, отказаться от осознавания собственных решений и при этом продолжать действовать так, словно всё в порядке. Принцип прост: плохо — значит больно, и если мне больно знать свои решения, то я выбираю их забыть. Больно помнить неприятные эпизоды — значит лучше всё стереть и не знать.
Возникает стратегия отождествления: да, я сделал, но не помню; да, я решил, но забыл; да, я обещал, но память отключена. Эта позиция становится оправданием: «простите, я забыл». Фокус внимания переносится на выполнение процессов и деятельности, которые помогают не вспоминать, помогают отвлечься и перестать думать. Работой лечится сама потеря, загруженность становится лекарством: я ухожу в дела, погружаюсь в деятельность, чтобы не дать себе вспомнить.
Третий уровень можно назвать уровнем трудяги: я делаю всё возможное, чтобы не вспомнить, постоянно чем-то занят, внешне полезным, но забывшим, зачем и для чего это нужно. Это загрузка себя, забивание фокуса внимания операционкой, техническими процессами, чтобы не оставалось пространства для осознавания.

ЦИ
Я отказываюсь знать свои решения, мотивы действий, истинные цели. Я делаю бездумно, но не в том смысле, что действую автоматически и хаотично, а в том, что настолько погружён в выполнение процессов, что забываю их мотивы и причины. Я отказываюсь понимать предпосылки собственных действий, выключаю критическое мышление, позволяя себе думать только о том, как сделать, но не зачем.
На этом уровне человек превращается в исполнителя, которому требуется внешний надсмотрщик, менеджер, который будет указывать: «делай это, теперь делай то». Такой исполнитель работает, но не понимает смысла — он действует на автомате, полностью лишённый самостоятельности и внутреннего выбора.

Уровень 4
Здесь начинают действовать правила, уже полностью отвлечённые от предмета действия. Возникает способность улетать куда-то в сторону, словно произошло завихрение: что-то начал делать, но движение теряет связь с реальностью, и дальше продолжается по инерции. Это похоже на бег в воздухе — ноги перебирают, но опоры уже нет. Делание превращается в имитацию, где сама форма действия становится заменой сути: я будто выполняю его, но на самом деле в уме лишь прокручиваю процесс, переключаюсь с одного на другое. Это состояние делания без делания, фиксация на занятости, которая ничего не производит.
Занятость достигает изнеможения, но при этом не приносит результата: в голове крутятся миллионы процессов, всё требует внимания, обо всём надо подумать, всё представить. Мыслительная деятельность занимает место действий, и вместо того чтобы делать, я множу намерения, бесконечно повторяя: «я хочу это сделать, я хочу то сделать, и ещё это тоже». Создаётся иллюзия, что можно сбежать от боли миллионом способов, но каждый из них остаётся только в уме.
Начинается бегство уже не в отдельные состояния, а в сам процесс переключения: я не выбираю какое-то одно желание, а просто постоянно метаюсь между ними, как будто неспособность зафиксироваться становится законом. Нет устойчивого состояния — каждое длительное пребывание в чём-то переживается как страдание, и поэтому я вынужден без конца переключаться. Восприятие становится фрагментированным, разбитым на части, внимание не задерживается нигде, и вся жизнь превращается в бегство от текущего момента.
Даже если я начинаю что-то делать, это сразу становится неприятным: тело реагирует напряжением, органы словно сопротивляются, а я внушаю себе, что занят, хотя на самом деле погружён только в переключение и бегство. Я беру на себя обязательства, даю обещания, но они возникают из фантазий: я представляю, как мне будет хорошо, когда всё завершится, но не планирую ничего по времени, не соотношу с реальностью. Решения оказываются беспочвенными, построенными лишь на картинке удовольствия, а потому накапливаются в виде противоречивых дел, между которыми я бесконечно скачу.
Иногда даже ничего не беря на себя, я начинаю придумывать новые дела, внезапно вспоминать, что надо что-то сделать, чтобы снова переключиться. Это похоже на вращение юлы: бесконечное движение, постоянное кружение, в котором невозможно сфокусироваться. В итоге я оказываюсь одновременно во множестве процессов, но ни в одном из них до конца. Каждое обязательство сменяется другим, и вместо действия остаётся только движение внимания между миллионом пространств.
Возникает боль от самой остановки: как только я задерживаюсь на чём-то, тут же ощущаю, что это неправильно, что есть более важное дело, что я что-то теряю. Любое действие становится поводом для тревоги: «я упускаю что-то другое, более значимое». Эта мысль рождает необходимость всё бросить и переключиться, и так замыкается порочный круг.
По сути, весь этот уровень представляет собой процесс постоянного дробления внимания, разделения себя на множество параллельных потоков, которые никогда не сходятся. Это сбегание от всего сразу, бегство от реальности в множественные иллюзии занятости, где деятельность теряет смысл, а я теряюсь в бесконечном метании.

Процессы
Запускается миллион процессов одновременно: одно кажется важнее другого, всё приобретает значение, и именно поэтому ничего не успеваю. Я загружаю себя до беспамятства, чтобы не видеть текущего момента и не оставаться в нём. Само действие в моменте становится настолько неприятным, что напряжение реальности доходит до полного неприятия.
Каждое «здесь и сейчас» проживается как что-то невыносимое, от чего нужно сбежать, переключиться на другой процесс, другую задачу, другое состояние. Получается, что я действую, но каждое действие превращается в способ избежать текущего момента: я не делаю, а сбегаю через делание. И уже от самого делания тоже приходится убегать, потому что оно становится новой формой давления.
Это состояние особенно ярко проявляется, когда появляются сроки: мне что-то нужно сделать, а сфокусироваться я не могу. Внутри возникает сопротивление самому поиску центральной идеи, словно я отказываюсь её находить, отказываюсь видеть смысл, исходящий из четвёртого уровня этого пространства. Суть проста: я не хочу находиться в текущем моменте, не хочу быть здесь и сейчас. Я всё время сбегаю.
Больно находиться в реальности, и поэтому запускается непрерывный поток побегов. Каждое действие становится ещё одной попыткой уйти от настоящего, размыть внимание, уйти в другое состояние. Я сбегаю снова и снова, и вся структура существования превращается в непрекращающееся бегство.

ЦИ
Хорошо это или плохо — уже не имеет значения. Возникает полное нежелание фокусироваться ни на чём. Главное — не брать в голову, отбросить все заботы, избавиться от мыслей, остановиться и ничего не делать. Появляется апатия, нежелание вникать во что-либо, всё проходит мимо, как будто сквозь пустоту. Ничего не надо, ничего не хочется, и единственная форма оправдания этого состояния — убеждать себя, что так и должно быть: «мне ничего не надо, мне не нужно быть».

Уровень 5
Депрессия проявляется здесь как совершенно неожиданное страдание: становится плохо не от того, что я что-то делаю или не делаю, а от того, что нет никакого желания. Мне плохо именно от отсутствия желания, от невозможности почувствовать хоть какое-то стремление, возбуждение, интерес. Я не хочу даже разбираться в том, чего я не хочу. Всё сводится к апатичному состоянию: что воля, что неволя — всё равно. Я устал сбегать, устал от всего, и теперь остаётся только отказ продолжать, разочарование в себе, в целях, в средствах, в текущем положении.
Всё это сводится к переходу в одно текущее состояние, которое можно описать просто: «мне плохо». Зачем продолжать процесс бегства, если его итог всё равно тот же — боль и пустота? Возникает безволие, бессилие, смирение, ощущение, что жизнь есть лишь страдание. Появляется парадигма: «мне всегда будет плохо, и я ничего не смогу изменить». Это не принятие боли, а принятие самого страдания как новой реальности.
Жизнь превращается в демонстрацию страдания от собственной беспомощности. Я соглашаюсь с решением, что ничего не могу, соглашаюсь с тем, что мне дико больно, и начинаю это показывать самому себе: мне плохо, мне всегда плохо, я ничего не могу, я жертва всего и всех. Это позиция страдателя, неудачника, для которого сама попытка уже даже не рассматривается. Как будто я добежал до конечной точки бегства, но там оказалось ещё хуже. Теперь сама попытка сбежать воспринимается как новый источник страдания: куда бы я ни пошёл, всюду будет боль.
В этом уровне утверждается бессмысленность всего существования: любые действия не приводят ни к чему, они лишены смысла, а значит, и я сам бесполезен, ничего не могу. Остаётся лишь смотреть на это, терпеть и демонстрировать себе, насколько мне плохо. Цель превращается в страдание от беспомощности, задача — принять её как свершившийся факт.
Я убегал от моментов, где нужно было что-то делать, и в конце концов оказался в точке, где уже действительно ничего не могу. Сама мысль о том, что я сбежал от ответственности, здесь даже не рассматривается: всё искажено настолько, что вместо признания своего бегства формируется убеждение: «я ничего не могу, это не моя вина».
Так возникает полная имитация: реальность скрывается, смысл искажается, и вся энергия уходит на то, чтобы оправдать себя, обелить. Я говорю себе: «я не сбегаю, я просто не могу». Я перестаю связывать свои действия с собой, отказываюсь видеть последствия, искажаю реальность, чтобы окончательно уйти от ответственности.

Процессы
Я осознаю, что обманываю сам себя, выставляя вперёд не результат действия, а собственные страдания: вместо того чтобы сказать «посмотрите, что я сделал», я транслирую «посмотрите, как мне больно от того, что произошло». Таким образом внимание фиксируется не на реальном поступке, а на демонстрации боли. Это способ бегства от ответственности: если мне плохо, значит, сделал не я, ведь я не мог бы причинить себе столько страданий. Сознательно или бессознательно я причиняю себе боль, чтобы снять с себя ответственность, чтобы никто не подумал, что именно я отвечаю за происходящее.
Так возникает парадоксальный механизм: готовность уничтожить себя, лишь бы сохранить иллюзию непричастности. Я готов страдать, лишь бы доказать окружающим и себе самому, что не имею отношения к происходящему. В этом скрывается отказ признавать собственную ответственность за действия и за состояние пространства. Я имитирую непричастность через страдания, превращая себя в жертву, которая получает иллюзорное оправдание. Здесь мне особенно тяжело: признание собственной ответственности вызывает такую интенсивную боль, что я предпочитаю разрушать себя, чем встречаться с ней напрямую.
В первые четыре точки программы встроено стремление что-то делать, стараться, прилагать усилия, словно это подтверждает ценность и оправдание действий. Но начиная с пятой точки проявляется другой процесс: скрыть от себя факт собственной активности, доказать, что я не имею отношения к происходящему. Именно здесь открывается граница поражения, разочарования, отказа от связи с действием. Пятая точка особенно показательна: я стремлюсь доказать себе и другим, что не способен, что непричастен, что всё это — не я. С этого момента ценностью становится не способность к действию, а демонстрация отказа и разрушение себя ради поддержания этой позиции.
ЦИ
В основе лежит примитивная, но настойчивая схема: мысль воспринимается как причина состояния, будто одна идея должна автоматически порождать определённые эмоции. Возникает иллюзия контроля — я приказываю себе чувствовать определённым образом, ожидаю, что идея вызовет эмоцию, будто это управляемый процесс. Но в действительности речь идёт о попытке подменить чувства схемами: запрещая себе радость, запрещая живое переживание, я допускаю только имитацию.
Эмоции сводятся к абстрактным представлениям: «мне должно быть смешно», «мне должно быть грустно». Они превращаются в карточки, которыми можно манипулировать, но которые не имеют отношения к реальному опыту. В действительности я управляю не чувствами, а лишь концепциями о том, что должен испытывать. Таким образом радость, страх или вдохновение перестают быть живыми переживаниями и превращаются в символы, подменяющие подлинное эмоциональное существование.

Уровень 6
Здесь по сути уже нет никакого «я». Возникает позиция полного отрицания себя, готовность идти на поводу у внешних идей, полностью исключая собственное мнение, желание, волю. Всё личное заталкивается внутрь, прячется как ненужное и мешающее, а вперед выдвигается механическое мышление, лишённое эмоций и сопричастности. Даже само описание состояния становится пустым и тяжёлым, будто язык вынужден выражать бессмысленные конструкции, за которыми нет содержания. Всё сводится к отсутствию чувств и смысла в действиях, к максимальному разрыву с собственным восприятием.
Эта безучастность проявляется тотально: моё желание, моё мнение, мои эмоции объявляются не имеющими значения. Я не позволяю себе ничего чувствовать в отношении того, что делаю или воспринимаю, потому что любое соприкосновение с реальностью приносит сильную боль. Поэтому всё совершается как будто бы «для великой цели», «ради миссии», чтобы прикрыть истинную мотивацию — желание не чувствовать боль и максимально разотождествить себя с происходящим.
Каждое соприкосновение с мыслью «это моё» вызывает острую боль, и я вынужден убеждать себя, что делаю не для себя, а для чего-то большего, значимого, божественного, для идей, которые принадлежат не мне, а всему человечеству. Но за этой ширмой скрывается лишь бегство: мне слишком тяжело признать себя субъектом происходящего. Я отказываюсь от «я» и соглашаюсь быть слабостью и беспомощностью, которые можно заставить действовать только внушением значимости и величия.
В результате запускается разрушительный механизм: уничтожение в себе слабости и боли, борьба с ними как с чем-то недопустимым. Боль, желание сбежать, ощущение собственной слабости воспринимаются как признаки, которые надо искоренить, а не как опыт, который можно пережить. Уничтожение слабости становится не актом осознавания, а наказанием за «неправильность». Появляется установка: нельзя быть слабым, нельзя испытывать боль, нужно ликвидировать всё, что связано с ощущением уязвимости.
Так я уничтожаю себя — ту часть, которая способна чувствовать, ошибаться и страдать. Я передаю действие чему-то «другому», как будто отказываясь от права быть субъектом. Всё совершается уже не мной, а от имени внешней идеи, великой цели, «богоугодного дела», и эта позиция окончательно закрепляет разрыв с собой и собственным восприятием.

Процессы
Это состояние давления на себя, при котором единственный выход видится в том, чтобы отключиться, подавить, уничтожить собственное «я» как личность, лишь бы не испытывать боли. Но называть это личностью уже невозможно: происходит отказ от себя как от субъекта. Возникает стремление уничтожить в себе живое существо, лишить его способности чувствовать и сопереживать, чтобы не отождествлять происходящее со своим «я». Я хватаюсь за какую-то идею и начинаю следовать ей механически, держусь за неё как за оправдание, лишь бы не вспоминать и не осознавать внезапно всю глубину боли, беспомощности и невозможности.
Фокус удерживается исключительно на идее: «я должен стиснуть зубы и продолжать». Это необходимо только для того, чтобы не встретиться с ощущением слабости и боли, не признать их существования. С одной стороны, внешне это выглядит как проявление мужской стойкости и ответственности, но с другой — это дикое подавление себя, полное отрицание чувств, отказ от страха и боли путём отрицания их связи со мной. Здесь создаётся парадоксальная конструкция: как будто боль принадлежит не мне, а чему-то постороннему. Мне больно, но это воспринимается как должное, как будто я вовсе не испытываю её, а лишь регистрирую некую информацию. Боль превращается в абстракцию, в чистый сигнал, лишённый эмоциональной составляющей.
ЦИ
Здесь происходит абсолютная потеря смысла — всего и во всём. Всё сводится к механическому исполнению правил без малейшего следа комфорта, радости или сопричастности. Смысл убирается намеренно, вычищается до нуля и заменяется имитациями, схемами, картинками, которые подменяют живое восприятие. Это состояние полной стерильности, где остаётся лишь форма исполнения, а сама жизнь, наполненность и подлинное чувство полностью исключаются.

Уровень 7

И снова и снова я убеждаюсь, что всё бесполезно, что всё плохо, что любое желание или намерение обречено на провал. Всё, что я хотел сделать, не получилось; даже здесь я не смог ничего завершить, лишь бегал от своей неспособности и в итоге вернулся к тому же самому. Возникает ощущение: зачем что-то хотеть, пробовать, предпринимать, если всё равно ничего не выйдет. Всё обернётся неудачей, всё закончится разочарованием.
Процессы
Фиксация внимания исключительно на плохом, на провалах и потерях; всё видится сквозь призму безуспешности и отчаяния. Здесь уже не идёт речь об имитации неспособности, как на пятой точке, а о прямом пребывании в этом состоянии: «я ничего не могу и ничего не буду». Это утверждается как окончательная позиция.
ЦИ
Я всё равно ничего не смогу. Зачем пытаться, если всё бесполезно. У меня никогда ничего не получится.

Уровень 8

Здесь боль невозможности пронизывает всё пространство, присутствует в каждой точке и каждой части. Невозможность делать что-либо превращается в идею несуществования. Я ничего не могу ни в одном месте, и потому сбегаю отовсюду, растворяюсь, исчезаю. Меня как будто нет нигде, и это отсутствие становится единственным возможным способом существования.
Процессы
Все идеи небытия собираются в одну общую конструкцию. Прекращает существовать различие между «могу» и «не могу» — всё сливается в единую мысль: «меня нет». Границы теряются, и всё пространство пропитывается идеей отсутствия.
ЦИ
Я нигде ничего не могу. Я сбежал отовсюду. Я перестал существовать как существо.

ЦТ

Центральная идея этого пространства заключается в том, что я должен перестать существовать как существо, что меня не должно быть здесь, потому что здесь плохо. Но встретиться с самой идеей небытия невозможно напрямую — приходится дробить её, уходить по частям, находить то, что неприемлемо, что вызывает боль, и уничтожать это в себе. Так выстраивается стратегия разрушения: подавлять восприятие, уничтожать живое в себе, чтобы не чувствовать. Вместе с частями себя блокируются и способности, вытесняется всё, что вызывает боль.
Этот процесс напоминает рост опухоли: он прорастает всё пространство, потому что основан на идее «я не могу быть здесь, потому что мне плохо». Снова и снова находятся новые аспекты, которые подтверждают эту позицию. Выстраивается цикл за циклом: «не могу — значит, ухожу», «плохо — значит, уничтожаю», пока не остаётся ничего, кроме тотальной блокировки восприятия и разрушения себя во всём пространстве.

Название программы

Разрушить себя. Перестать существовать в этой реальности.

Общее резюме

Документ фиксирует развернутую структуру восприятия, где шаг за шагом прослеживается механизм ухода от реальности через последовательность уровней — от начального сопротивления действию и дробления внимания до полной утраты себя и идеи небытия. Основная линия текста — это описание программы разрушения себя, которая действует через избегание боли, отказ от ответственности, подмену живого восприятия схемами и уход в иллюзии, пока в финале не утверждается стратегия «меня не должно быть». Центральный вектор пространства направлен на последовательное самоуничтожение — сначала через имитацию, затем через апатию, отказ, отрицание и, наконец, через растворение в идее небытия.

Краткое резюме по уровням

Уровень 0.
Цикличность действий: вход в процесс — подтверждение «я могу» — резкая потеря интереса. Болезнь и боль тела выступают формой бегства. Внутри программы внимание дробится, создаются замкнутые «ячейки» для ухода от целостного восприятия.

Уровень 1.
Сопротивление любому действию. Основная позиция: «я не смогу». Отказ от взаимодействия с реальностью ради сохранения ресурсов. Включается саботаж и оправдания, усиливающие цикл невозможности.

Уровень 2.
Воображение и фантазия подменяют действие. Эйфория от воображаемого результата становится способом избегания боли и невозможности. Реальность делится на «плохое» и «хорошее», где хорошее существует только в уме.

Уровень 3.
Стремление скрыть мотив побега под видом «интуиции» или высоких целей. Забывание собственных решений, загрузка себя операционкой, чтобы не помнить и не видеть истинных мотивов.

Уровень 4.
Имитация деятельности: бесконечное переключение, дробление внимания, метание между множеством дел без завершения. Побег из текущего момента через занятость.

Уровень 5.
Депрессивное состояние. Страдание от отсутствия желания. Фиксация в позиции жертвы и страдателя. Отказ от ответственности маскируется демонстрацией боли.

Уровень 6.
Полное отрицание «я». Отказ от личного мнения и чувств, замещение действий внешними идеями. Живое восприятие уничтожается ради механического следования правилам и «высоким целям».

Уровень 7.
Тотальное ощущение бесполезности. Всё видится через призму провала. Позиция окончательной невозможности: «я ничего не могу и не буду».

Уровень 8.
Боль невозможности превращается в идею небытия. Исчезновение субъекта: «меня нет нигде». Единственным способом существования становится растворение и уход из реальности.

Центральная точка.
Главная идея программы: перестать существовать, уничтожить живое в себе, чтобы не чувствовать боль. Цикл самоуничтожения разворачивается как опухоль, пронизывая всё пространство.