Проработка восприятия и позиции воспринимающего с помошью упражнения проработки фиксированных состояний

Краткая аннотация

Документ исследует многослойную структуру восприятия через команду «Я воспринимаю». На каждом уровне фиксируются состояния ухода от реальности, подмены видения умственными образами, закрепления в позиции жертвы, зависимости от боли и информации, а также привычки отрицать собственную способность к прямому осознаванию. Итогом становится понимание, что все эти механизмы восходят к базовому искажению — разделению способности видеть и субъекта восприятия, что рождает иллюзию внешней силы и отказ от собственной ответственности за действие.

2021_03_26

Текущее состояние

ПРИКАЗываю себе найти и проявить, в чем я сейчас нахожусь.

Я словно пытаюсь заглянуть внутрь, как будто ищу там что-то скрытое, и вместе с этим упрямо отворачиваюсь от самой реальности, убегая от того, что есть, надеясь найти обходной путь, иллюзорный выход, который позволит не соприкасаться с действительным. В этом движении есть заметное упорство, ощущение жесткой зафиксированности в области, где мой взгляд направлен скорее внутрь придуманных образов, чем на происходящее вокруг. И большая часть происходящего в объективной реальности оказывается мною проигнорирована, словно я сознательно выстраиваю для себя границы невидимости.

Позиция

ПРИКАЗываю себе найти и проявить позицию, из которой я смотрю.

Это позиция безучастного наблюдателя, которому будто бы нет дела ни до чего происходящего. Такое положение напоминает холодный и отрешенный взгляд, лишенный интереса, и от этого оно кажется даже пугающим, словно я сам себя помещаю в отдельное пространство, где моя задача — ничего не чувствовать и лишь фиксировать.
ПРИКАЗываю себе найти и прояснить все идеи и установки, исходящие из этой позиции.
Внутри я словно заворачиваюсь на самом себе, в каждом движении обнаруживаю бесконечные реакции, которые переплетаются между собой и образуют сплошные паттерны. Я наблюдаю эти паттерны, рассматриваю их, реагирую на них, и через эти же реакции формирую собственное сознание. Все мое восприятие словно пронизано непрерывным откликом на эти привычные схемы, которые вспыхивают и исчезают в поле внимания, не оставляя места для восприятия самих объектов реальности.
Ощущение такое, будто я нахожусь с опущенной головой перед всем, что существует вокруг, воспринимая себя изначально меньшим и слабее объектов реальности. Причем это касается любых объектов: я реагирую на них раньше, чем успеваю распознать, что именно вижу, и до того, как появляется возможность хоть как-то осмыслить поступающую информацию. Основная реакция здесь — замереть, впасть в ступор, остановить восприятие.
Эта реакция выглядит как экран, как толстая преграда, о которую останавливается внимание. Я стремлюсь буквально прижаться к этому экрану, слиться с ним, чтобы не видеть и не воспринимать. В основе такой позиции лежит убежденность в собственной неспособности воспринимать реальность напрямую.
Вокруг меня словно бесконечное множество экранов-запретов: не воспринимать, не видеть, не осознавать. Они создают ощущение сплошной темноты, из которой возникает глубокая неуверенность. Поэтому я снова и снова возвращаюсь вниманием к привычным реакциям, потому что именно они заменяют прямое видение.
Когда же я взаимодействую с объектами реальности, возникает чувство сильной неуверенности, растерянности, как будто я не знаю, что именно говорю или делаю в этот момент. Моя изначальная позиция оказывается теневой: я не воспринимаю напрямую ни саму реальность, ни ту информацию, которую получаю через контакт с ней, и потому отрицаю сам факт обладания этим знанием.
Вместо непосредственного восприятия я обращаюсь к уму, пытаясь через его конструкции объяснить и интерпретировать увиденное. И вижу, что воспринимаю не сам объект, а картину на экране, своеобразный фильтр или призму, через которую все оказывается искаженным знанием, иллюзией знания.
В результате я все время остаюсь на периферии собственного опыта: я как будто хожу вокруг информации, которую реальность предоставляет прямо сейчас, но никогда не беру её напрямую. На первый план выходит неверие, заглушки и отрицание способности видеть, и в этих реакциях я снова сталкиваюсь с целым слоем автоматических паттернов, которые удерживают меня в позиции неспособности и отказа от прямого восприятия.
Я ощущаю, что двигаюсь по собственному пути с остервенением, словно создаю его и тут же разрушаю, вновь выстраиваю и снова уничтожаю. Это движение пожирает огромное количество ресурса, так как моя основная цель оказывается не в созидании, а в сопротивлении тому, что я вижу.
Главная форма реагирования здесь — сопротивление, а другая, уже знакомая, — это замирание. Я реагирую не столько на сами объекты, с которыми взаимодействую, сколько на информацию, которую не смог воспринять напрямую и теперь вынужден считывать через ум. Я обращаюсь внутрь ума, чтобы найти там хоть какой-то образ, объясняющий увиденное, вместо того чтобы принимать реальность как есть.
Это состояние похоже на шок, на прослойку в реальности, где я буквально залип в собственной реакции. Физиологически оно фиксируется в глазах: с детства у меня была привычка широко их раскрывать, словно выпучивать, и сейчас я снова ощущаю это напряжение. Я как будто сталкиваюсь с идеей, которую не могу воспринять напрямую, и тут же накладываю на неё слой запретов.
Я вижу собственные запреты: не воспринимать, не взаимодействовать с идеей напрямую, не рассматривать её. В этот момент рождается иллюзия свободы — будто я сам выбираю способ реагирования, хотя на самом деле лишь двигаюсь по шаблонным паттернам, уже заранее выстроенным. Сознание, внимание, мысли и чувства движутся по этим рельсам реагирования, и даже когда я пытаюсь отстраниться, я вижу, что это всё сводится к одной и той же центральной идее, к стержневой точке, которую я по-прежнему не могу воспринять прямо.
Возникает ложное ощущение, будто восприятие — это особая способность, почти сверхсила, которая должна что-то делать за меня. Я закрываю глаза и вижу картинку на экране, и вместо действия сознания я начинаю воображать, что существует некая машина, которая приведёт меня к истине. Но это ложь. Восприятие не есть способность сама по себе — это простое сознательное действие: видеть или не видеть, быть внимательным или отвернуться.
Когда я не действую сам, тогда и включаются все эти фантазии и иллюзии, которые обещают легкий путь: достаточно лишь нажать воображаемую кнопку желания, и всё произойдёт само. Но это уже не прямое восприятие, а подмена, игра в пассивное ожидание. Вместо того чтобы взять на себя ответственность и воспринимать сознательно, я перекладываю действие на иллюзорные конструкции, которые питают меня картинками, создающими лишь эффект восприятия.
Таким образом, каждый раз, когда я отказываюсь от прямого действия, я воссоздаю одну и ту же схему: не воспринять, заменить восприятие образом из ума, создать видимость того, что я всё понял, и двигаться дальше, опираясь на иллюзию знания.

Проработка фиксированного состояния «Я воспринимаю».

Я воспринимаю
искажение потока информации, обрывочные данные, случайные наборы фраз, которые я интерпретирую как нечто осмысленное, хотя на самом деле это лишь фрагменты, всплывающие из обратной стороны сознания.
Я воспринимаю
ступор и экран, за которым я нахожусь, воображаемые данные и хаотические мысли, которые подменяют реальность.
Я воспринимаю
восприятие как процесс, существующий без меня, будто бы автономно, отдельно от моей воли и участия. Оно есть само по себе, а я лишь отдельная единица, отключённая от него.
Я воспринимаю
позицию «не-я», изначальное отрицание собственного восприятия, когда я буквально на ходу создаю искусственную структуру, которая трактует увиденное вместо меня.
Я воспринимаю
стремление отключиться, перепрыгнуть сразу к условному «концу», вообразить результат и пропустить сам процесс, уйти в спячку.
Я воспринимаю
множество аналитических структур в уме, которые кажутся мне основой восприятия, как будто это я сам создал способность воспринимать, а теперь отождествляю её с собственным созданием.
Я воспринимаю
пустоту, полное непонимание и реакции на это непонимание, словно мигающую табличку, которая вызывает новые реакции и снова замыкает меня на себе.
Я воспринимаю
пустое пространство, которое я демонстрирую самому себе как жизненное, создавая воображаемый объём и помещая себя внутрь него как пустое место.
Я воспринимаю
боль, экран боли, скрытые бессознательные реакции на неё и собственные реакции на эти реакции, ощущая бесконечное поле боли внутри себя.
Я воспринимаю
саму фразу «я воспринимаю» как заклинание, как команду, которая будто бы запускает процесс волшебным образом и позволяет мне улететь в воображаемые детские картинки, розовые и мечтательные, массивы данных, которые я сам генерирую и которыми себя загружаю.
Я воспринимаю
пустоту, в которую обращаюсь с этой фразой, и реагирую на неё стыдом и неловкостью от того, что смотрю в никуда и производю лишь иллюзии.
Я воспринимаю
строго ограниченный участок пространства, определённый угол обзора, превращая себя в точку зрения, существующую отдельно от всей остальной реальности.
Я воспринимаю
непрерывный поток собственных реакций, сонливость и желание провалиться в бессознательное, чтобы ничего не чувствовать и не видеть.
Я воспринимаю
себя как заключённого в клетке, где стены искажений и отражений создают иллюзию восприятия, а я сам продолжаю называть это видением.
Я воспринимаю
привычные реакции на боль, замешательство и столкновение с внутренними стенами, вокруг которых воображаю себе реальность.
Я воспринимаю
свою бессознательность, глухоту, непонимание и ощущение, что я глубоко погружён в область, куда моё сознание не доходит вовсе.
Я воспринимаю
суматоху и суету внутри себя, ворох мыслей и ощущений, от которых стремлюсь отсоединиться и уничтожить их в себе, как источник восприятия. Я не проецирую на них свою боль — мне просто больно, и всё увиденное я трактую как реакцию на это состояние.
Я воспринимаю
как сижу и жду появления информации, которую заранее запрограммировал себя ожидать. Я жду не то, что есть в реальности сейчас, а то, что должно, по моим представлениям, произойти. Я словно надеваю рамку на мир, квадратное ограничение, через которое пытаюсь воспринимать происходящее.
Я воспринимаю
стену, на которую тупо уставился, и не понимаю, что именно вижу. Я не понимаю сам процесс восприятия, реагирую на это множеством ответных состояний и продолжаю находиться в непонимании.
Я воспринимаю
своё стремление создать анти-реальность, противоположность увиденному, хотя не понимаю, зачем именно это делаю. Я успеваю лишь реагировать, не осознавая глубинных причин — за этим стоит только боль.
Я воспринимаю
торопливость и спешку, хаотичность процессов и позиций, которые то создаются, то исчезают, и я тщетно пытаюсь в них сориентироваться. Само это движение я называю восприятием, хотя на деле оно лишь имитация действия, имитация способности действовать.
Я воспринимаю
собственный настрой делать так, чтобы не получилось. Моя глубинная позиция — смотреть таким образом, чтобы восприятие не состоялось, чтобы результат оказался либо отсутствующим, либо негативным. Я заранее отрезаю саму возможность прямой связи между действием и результатом.
Я воспринимаю
своё упорное нежелание видеть закономерности. Я подменяю обратную связь множеством искажённых конструкций, выстраиваю абстрактные связи, которые существуют лишь в воображении, и тем самым лишаю себя прямого опыта восприятия.
Я воспринимаю
позицию, в которой я не хочу знать и не хочу слышать правду. Это позиция ребёнка, который отрицает собственное детство и свои реальные ограничения, стремясь вообразить себя взрослым. Я отрицаю себя как ребёнка и накладываю на реальность слой абстрактных директив, превращая её в сплошной набор приказов, которым должен сопротивляться, даже не разбирая их смысла.
Я воспринимаю
свою отделённость от реальности и отделённость самого восприятия, которое формируется и исходит из этой позиции. Всё это похоже на рисование на воде — абстрактные узоры, возникающие как следствие оторванности.
Я воспринимаю
пустоту, глухоту и собственную невосприимчивость. Эта толща непреодолима: она словно гигантская линза, которая увеличивает и концентрирует внимание на деталях, полностью лишая меня целостного видения.
Я воспринимаю
собственное абстрагирование от реальности, позицию замкнутого и глухого человека, подростка, который непрерывно наблюдает только свои мыслительные потоки и пытается доказать, что он не причастен к происходящему. Я создаю множество игр и способов бегства, но все они сводятся к одному и тому же круговому движению.
Я воспринимаю
реальность, наполненную болью, и одновременно мечту о жизни без боли. Несоответствие между этими двумя полюсами рождает внутреннюю дихотомию, из которой я снова и снова извлекаю страдание. Я чувствую себя жертвой, обвиняю реальность и всех вокруг, пребывая в позиции «мне все должны».
Я воспринимаю
свою серьёзность, жесткость и категоричность. Я словно держу себя в железных рукавицах и намеренно причиняю себе глубинную боль, наслаждаясь изощрённостью самонаказания.
Я воспринимаю
хаос и разруху, тотальную неразбериху, где я ощущаю себя недееспособным, маленьким и беспомощным. Я окружён экранами, которые отгораживают меня от реальности, и одновременно чувствую себя самозванцем, играющим в собственные иллюзии.
Я воспринимаю
себя глухонемым, ничтожным и деградированным, мельчайшей частью существующего, словно самой низшей частицей, неспособной на что-либо. Всё моё воображение работает на то, чтобы закрепить эту позицию и множить её бесконечно, фрактально дробя себя на всё более ничтожные состояния.
Я воспринимаю
позицию неудачника и жертвы случайных обстоятельств. Я обвиняю внешние силы, воображаю их причастность к своей неспособности, и накладываю на реальность пелену собственных образов, которые создаю в уме и натягиваю на реальные объекты взаимодействия.
Я воспринимаю
уголок реальности, в котором нахожусь, и себя в нём — маленького обиженного ребёнка, подростка и одновременно сознание, которое стремится уничтожить само себя.
Я воспринимаю
набор аналитических данных, через которые оперирую. Они кажутся мне фундаментом личности, её непоколебимой основой, вечной и нерушимой, хотя в действительности это лишь позиция жертвы, в которую я себя помещаю.
Я воспринимаю
то, как мне кажется, я должен воспринимать. Я заранее создаю пространство, в котором не буду видеть до конца, где «конец» подразумевается как результат действия, но сам процесс восприятия обрывается и подменяется пустотой.
Я воспринимаю
собственное стремление воспринимать ради самого процесса. Я делаю это не для того, чтобы действительно увидеть, а чтобы поддерживать саму иллюзию деятельности, избегая боли и тоски, в которых нахожусь. В этой человеческой реальности я намеренно создаю себе ситуации для страдания, генерирую боль, чтобы затем реагировать на неё и снова страдать.
Я воспринимаю
ощущение полноты существующего, его законченности и завершённости. Всё есть, всё уже существует, но я называю это объективной реальностью, в которой меня как субъекта изначально нет, и это опирается на мою глубинную боль несуществования.
Я воспринимаю
свою привычку отключаться, словно даю себе команду — и мгновенно ухожу в реакцию. Всё моё внимание оказывается на уровне автоматического отклика, и я описываю происходящее уже из этой самой реакции.
Я воспринимаю
себя на границе между болью существования и болью несуществования. Я словно выбираю более лёгкую боль, чтобы убежать от фундаментальной, глубинной, которая воспринимается вечной и самодостаточной.
Я воспринимаю
эту древнюю боль как экран, в который уставился давным-давно, и до сих пор продолжаю смотреть в него. Вокруг неё формируется моя личность, моё пространство жизни, но самому мне здесь не находится места, я могу лишь реагировать и откликаться.
Я воспринимаю
себя как жидкую субстанцию, разлитое пространство, из которого постепенно формирую восприятие. Эта структура кажется глубинной и всеобъемлющей, но она расплывчата и неясна.
Я воспринимаю
себя разделяющимся на части, словно воссоздающим копии самого себя, слепки памяти и воспоминаний о пространствах, которые как будто продолжают существовать, но я не могу воспринимать их напрямую.
Я воспринимаю
само стремление воспринимать как реакцию отключения. Я стараюсь быть в сознании лишь наполовину, создавая шаблон реагирования, в котором восприятие превращается в форму частичной отключки.
Я воспринимаю
себя как нечто отдельное, заключённое в оболочку, как будто я существую внутри ограниченной формы, которая удерживает меня и одновременно отделяет от реальности.
Я воспринимаю
реакцию отторжения, когда я сталкиваюсь с любым объектом: я сразу ощущаю барьер, и этот барьер становится главным содержанием взаимодействия. Вместо того чтобы видеть сам объект, я реагирую на преграду и тем самым создаю иллюзию того, что я действительно взаимодействую.
Я воспринимаю
свою привычку опираться на ум как на единственный инструмент восприятия. Всё сводится к объяснениям, к концептуальным картинкам, которые я создаю, чтобы оправдать или объяснить увиденное. Но это не прямое восприятие — это слой иллюзий, в котором я начинаю жить.
Я воспринимаю
себя в постоянном сопоставлении с другими, в сравнении, где я неизбежно оказываюсь хуже, слабее, неуспешнее. Этот процесс становится бесконечным источником боли, который я сам же и поддерживаю.
Я воспринимаю
парадигму «у других есть, а у меня нет», которая удерживает меня в позиции жертвы. Я снова и снова убеждаю себя в несправедливости, вместо того чтобы напрямую воспринимать реальность.
Я воспринимаю
своё бегство от ответственности. Я вижу, как перекладываю её на других людей, на обстоятельства, на структуры, которые сам же и воображаю. Внутри этого я стремлюсь сохранить иллюзию, будто не я принимаю решения, а мир вынуждает меня действовать.
Я воспринимаю
позицию спасателя, к которой ухожу, чтобы оправдать собственную беспомощность. Я стараюсь заботиться о других, чтобы не замечать своей неспособности действовать. Эта стратегия даёт временное облегчение, но в основе остаётся та же самая боль и отказ от восприятия.
Я воспринимаю
страдание как форму самоопределения. Мне кажется, что именно через страдание я существую, и потому я намеренно удерживаю себя в этой позиции, чтобы чувствовать себя настоящим.
Я воспринимаю
фрагментарность своего восприятия, разбросанность внимания на отдельные куски реальности, которые я собираю в бессвязный конструкт. Но этот конструкт не даёт целостной картины, он лишь поддерживает иллюзию понимания.
Я воспринимаю
свою глубинную установку: видеть реальность только через призму страдания и жертвенности, отвергая любые иные способы восприятия.
Я воспринимаю
собственную бессознательность, темноту собственного сознания и себя, погружающегося в эту темноту, тонущего в ней и одновременно сопротивляющегося этому процессу. Я продолжаю воображать само понятие восприятия буквально на пустом месте, создавая это из реакции на пустоту, и всё же наделяю эту реакцию значимостью.
Я воспринимаю
себя как некий абстрактный механизм, импульс, существующий в пространстве и времени, линейный импульс — изначальную позицию, идею себя, которая так и не воспринимается напрямую.
Я воспринимаю
и всё же осознаю, что фактически я ничего не воспринимаю. Мне больно, мне плохо, и я придумываю для себя состояния, которые затем же и называю восприятием. Я придумываю игры, всё более изощрённые, чем предыдущие, и сам же погружаюсь в них, хотя понимаю их искусственность.
Я воспринимаю
как реагирую на самого себя — как на сознание, как на пространство, как на собственное непонимание. Я сталкиваюсь с экранами, через которые не понимаю самого себя, и реагирую на пустоту внутри, снова и снова наталкиваясь на собственное бессилие.
Я воспринимаю
глубокую боль, всё более густые слои отчаяния и тоски, собственную глубину, которую невозможно выразить словами. Я чувствую недостаточность своего словарного запаса, ограниченность интеллекта, и на этой основе делаю вывод об обесценивании, отрицая сам интеллект как таковой.
Я воспринимаю
себя находящимся в бессознательном, стремящимся сохранить это состояние и создавать из воображения некую динамику, которая кажется мне жизненной. Я воссоздаю образы из памяти, абстрактные конструкции, и выдаю их за высший разум или знание, которые мне якобы недоступны, но которые я продолжаю воображать.
Я воспринимаю
себя как точку, лишённую широты видения, замкнутую на глухости и слепоте, на шаблонности восприятия. Я ощущаю собственную недоступность для себя же, невозможность осознать и осмыслить себя на этом уровне, где сама идея деления и градации становится необходимостью, условием для того, чтобы воспринимать. Я словно совершаю лишний крюк: вместо того чтобы просто видеть, я делю и разделяю, усложняя восприятие. Простота самого видения пугает меня, и я отталкиваюсь от неё.
Я воспринимаю
как информация доходит до меня с опозданием. Я пребываю в ожидании, словно не решаюсь приступить к рассмотрению прямо сейчас, и это ожидание становится барьером, отделяющим меня от восприятия.
Я воспринимаю
тяжесть собственного сознания, собственные черты характера, черты лица. Я смотрю на них как на себя, якобы воспринимаю себя, но на самом деле не отношусь к себе всерьёз. Это состояние, в котором я не воспринимаю себя как взрослого человека, не даю себе шансов, а всё внимание оказывается завалено множеством процессов, как груда бревен или досок — парадигм, мнений, взглядов, из которых и складываются мысли о моей неполноценности и неценности.
Я воспринимаю
своё ожидание того, что должно произойти нечто значимое. Я сижу и жду, будто дал команду, а ничего не происходит. Внутри меня живёт установка, что я должен излить на бумагу результат, но при этом не понимаю, зачем это делаю, и считаю саму деятельность бессмысленной с самого начала. В этом ощущении я переживаю постоянную неадекватность, сам же сужаю возможность получения результата от собственных действий и усилий.
Я воспринимаю
своё убеждение, что никогда по-настоящему не жил так, чтобы получать полный результат от сделанного. Это кажется мне недоступной реальностью — делать ради результата, иметь целью результат и получать его. Само обладание результатом воспринимается как невозможное, и поэтому я снова и снова удерживаю себя в позиции, где результат отодвинут и недостижим.
Я воспринимаю
свою зависимость от информации — жадность до фактов, мельчайших деталей и мелочей, постоянное стремление цепляться за каждую крупицу данных. Эта жадность становится качеством моей личности, определяющим моё восприятие.
Я воспринимаю
как реагирую ступором на увиденное, как наблюдаю собственные реакции и одновременно отстраняюсь от них. Я реагирую на саму неполноту восприятия, воспринимая её как нечто нерушимое и неизбежное, словно отдельный слой пространства, существующий независимо от меня и неподвластный изменению.
Я воспринимаю
глубинную подмену понятий: идея, что увиденное может быть только тем, во что я верю. Эта связка веры и восприятия настолько сильна, что превращается в основу моей позиции. Я ощущаю недостаток веры в самого себя, отсутствие внутренней уверенности и пытаюсь компенсировать этот дефицит, но неизбежно обламываюсь. Каждый раз я совершаю ошибку, снова испытываю боль от неудачи и укрепляю собственный миф о себе.
Я воспринимаю
себя раздражительным, агрессивным, пассивно-агрессивно настроенным на реальность, словно собака, которая пытается откусить собственный хвост и при этом продолжает раз за разом повторять это бессмысленное действие. В этом движении отражается вся структура моего восприятия: я причиняю себе боль, испытываю злость, и в то же время продолжаю удерживать себя в этом цикле.
Я воспринимаю
как строю ложные выводы о себе, создаю ошибочные предположения, лишённые критического мышления. Я выстраиваю ложные представления о логике и рациональности, подгоняя их под изначальные данные, будто это константы, утверждающие: «меня нет в реальности», «существовать в реальности — больно».
Я воспринимаю
как любая структура моего мышления формируется на этой базе. Я словно решаю одно и то же уравнение множеством способов, но исходные данные всегда остаются одинаковыми. При этом сам процесс формирования этих данных я не рассматриваю, я отказываюсь от способности осознать их, уходя в глухую бессознательность.
Я воспринимаю
глубину собственного сознания, которую скрываю от себя, словно залечиваю её и одновременно сохраняю в ней бессознательность. На этой глубине меня никто и ничто не может достать — я пребываю в иллюзии неубиваемости и неуязвимости. Это даёт мне ложное чувство безопасности, позволяющее бесконечно расходовать свой ресурс, убеждая себя, что за это ничего не будет.
Я воспринимаю
что именно эта глубинная бессознательность становится основой искажения всей моей логики, логики как структуры, на которой строится моя жизнь и формируется моё жизненное пространство.
Я воспринимаю
ярость, ненависть, гнев, злобу и обидчивость как основу собственных действий, как фундамент моих мотиваций, желаний и нежеланий. Отрицание самого себя становится структурой личности, которая служит базой для взаимодействия с жизнью. Этот паттерн увековечен в моём сознании: я многократно проходил через него, настолько часто, что начинаю воспринимать его как нормальность, как данность. Ошибки, совершаемые снова и снова, кажутся мне чем-то естественным, объяснимым, но в своей сути они остаются искажением восприятия, и всё последующее уже выстраивается внутри этого искажения — так же, как и мои попытки исправить, рассоздать или уничтожить его.
Я воспринимаю
собственную желчность, язвительность, стремление уязвлять других. Я отвечаю агрессией на воображаемую агрессию в свой адрес: я рисую её в своём воображении, чтобы затем на неё реагировать.
Я воспринимаю
как поднимаю глаза из исходного положения — с опущенной головы и зафиксированного взгляда — и сразу же отключаюсь. Я забываю, зачем начал смотреть, что хотел увидеть, и моментально ухожу в отключку, чтобы не видеть собственных действий и того бреда, который готов совершить дальше.
Я воспринимаю
себя ищущим отражение в памяти — в своей, в чужой, в информации, которая существует в объективной реальности, но остаётся для меня пределом восприятия. Я словно упираюсь в этот уровень, не предпринимая реальных усилий, чтобы воспринять то, что, как мне кажется, воспринять нельзя или чего, как я убеждаю себя, вовсе не существует.
Я воспринимаю
своё смотрение как подсматривание, словно я наблюдаю через щель и довольствуюсь лишь малым. Я остаюсь в позиции того, кто принимает минимум и убеждает себя быть благодарным за то, что имеет, не стремясь к большему.
Я воспринимаю
глубинное ощущение, что обманываю самого себя. Этот слой самообмана толстый и плотный, почти непроницаемый, лишь немного истончённый моими попытками рассмотрения и прояснения. Он словно повязка на глазах, сквозь которую я продолжаю смотреть на всё.
Я воспринимаю
себя как того, кто растрачивает себя по абсолютно невыгодному пути, отдаваясь за ненужное и бессмысленное, словно проститутка, вынужденная маршировать и шагать по заранее заданному маршруту.
Я воспринимаю
ограниченность собственного языка, вербального аппарата и сознания, узость мышления, которые я ощущаю непреодолимыми. И одновременно я испытываю желание уничтожить всё это мгновенно, стереть, убрать из себя, накладывая чувство вины и реагируя на эту вину так, что сам становлюсь виноватым перед самим собой.
Я воспринимаю
ошибочность самой идеи занимать какую-либо позицию, чтобы воспринимать. Сама необходимость формировать позицию превращается в общий принцип: я создаю абстрактную структуру, образ, символ, паттерн реагирования, который становится основой взаимодействия с реальностью, подменяя собой непосредственное восприятие.
Я воспринимаю
свою потребность выражать себя максимально сухо, противоречиво и одновременно красноречиво, оставляя у себя и у собеседника постоянное чувство недосказанности. Я делаю это для того, чтобы иметь возможность в любой момент слиться, убежать, сбросить с себя ответственность за сказанное мгновение назад. Внутри этого я ощущаю зависание, паузу, которую постоянно создаю. Вместо того чтобы использовать её для осмысления сказанного, я наполняю её искусственными задержками, пустыми пространствами, которые затем служат для побега внутрь себя.
Я воспринимаю
себя виноватым и должным, постоянно ощущающим необходимость прорабатываться, будто я обязан быть должным для всех. Это превращается в сплошное напряжение: с одной стороны — желание соответствовать и подстраиваться, с другой — сопротивляться и агрессировать на всё. Так формируется бесконечная борьба с самим собой, с собственной деятельностью и результатами своих действий.
Я воспринимаю
своё сопротивление, реакцию на увиденное, основная форма которой — отключение. Я нахожусь внутри этой реакции, как будто в самом решении, и снова и снова подавляю собственную волю, импульсы жизни внутри себя, чтобы затем реагировать на их отсутствие.
Я воспринимаю
острое ощущение нехватки информации, нехватки данных, множества категорий и понятий, закрытых экраном «я не знаю». Это становится установкой: нужно не знать или, по крайней мере, притворяться, что я не знаю, чтобы сохранить привычный ход своих реакций.
Я воспринимаю
своё отключение, в котором нахожусь, словно во мне осталась лишь одна способность — отключаться. Я смотрю на память, на ум, на телесную и клеточную память, и всё это окрашено в один и тот же процесс ухода от восприятия.
Я воспринимаю
идею о том, что воспринимать невозможно. Я реагирую на своё же невосприятие, подтверждая его реакцией, и тем самым снова и снова воспроизводя этот цикл.
Я воспринимаю
что всё моё внимание занято почти исключительно болью, реакциями на боль и сопротивлением этой боли. Я вижу, как формируется установка: боль невозможно осознать, понять, сломать или рассоздать. Особенно изначальная боль несуществования — её рассоздать невозможно, с ней можно только «не знать». Поэтому я ставлю экраны незнания на каждый участок, связанный с этой болью, создавая целую сеть «не воспринимать», «не знать».
Я воспринимаю
как говорю в пустоту и смотрю в пустоту, и всё, что делаю, кажется бессмысленным. Я ощущаю безнадёжность собственных действий, ещё до того, как совершаю их, вижу их нерезультативность и в этом нахожу лишь желание убивать в себе восприятие. Я убиваю, чтобы убивать дальше, и чувствую себя фанатиком искажённой веры, который слепо следует её догмам без осмысления и без отчёта в собственных действиях и их последствиях.

Заключение

Всё происходящее раскрывается как приключение, в котором я сам создаю завихрения и сам же стремлюсь от них избавиться. Восприятие в этом процессе разделяет меня на части: я отделяю от себя собственную способность видеть и осознавать, превращая её в некое самостоятельное вещество, существующее автономно. Так формируется сознание и функция сознания, которые начинают восприниматься как отдельные элементы, хотя на самом деле всё это единое целое.
Реальность искажается через это разделение: способность видеть начинает восприниматься как нечто внешнее, автономное, и тогда я обращаюсь к ней так, словно это отдельная сила. Возникает иллюзия, что восприятие работает само по себе, независимо от меня, и тогда я ищу способы его пробудить — молюсь, придумываю ритуалы, выстраиваю целые танцы вокруг собственного зрения, чтобы глаза «сами посмотрели» и показали мне то, что я будто бы не могу увидеть напрямую.
Вся жизнь выстраивается по этой схеме: на уровне тела, личности, ума сохраняется один и тот же принцип разделения. Человек разрывает естественное единство восприятия и начинает искать внешнюю силу, к которой можно обратиться, вместо того чтобы действовать напрямую. В этом и заключается парадокс: мы сами создаём искажение, а затем молимся о восстановлении целостности, не замечая, что она всегда была нашей изначальной природой.

Общее резюме

Документ представляет собой последовательное исследование восприятия через уровни внутреннего самонаблюдения, каждый из которых фиксируется как отдельное состояние. Центральным методом является обращение к командной строке «Я воспринимаю», которая раскрывает скрытые слои сознания, механизмы ухода от реальности и формы самоподдержания боли.
Начиная с позиции тени и экранов-барьеров, автор фиксирует привычку заменять непосредственное восприятие умственными образами, создавая иллюзию знания и контроля. В ходе анализа постепенно раскрывается, что каждый уровень восприятия связан с определёнными реакциями: сопротивлением, уходом в бессознательное, созданием иллюзорных структур, подменой опыта воображаемыми картинками, закреплением в позициях жертвы, страдания, сравнения и самонаказания.
На более глубоких уровнях проявляется зависимость от информации, отождествление с болью и отрицание собственной способности к прямому видению. Автор выявляет, что вся логика мышления строится на изначальной базе «невозможности восприятия», которая закрепляется через повторяющиеся ошибки и самообман.
В заключении подводится итог: человеческое восприятие искажено через механизм разделения, когда способность видеть отделяется от субъекта и воспринимается как внешняя сила. Из этого рождается иллюзия зависимости от внешних источников и отказ от прямого действия. Основной парадокс заключается в том, что человек сам создаёт искажение, а затем же ищет способы восстановить утраченную целостность, не осознавая, что она изначально является естественной природой сознания.