Проработка фиксированного состояния "Я себя пугаю"

2025_10_25

Приказываю себе найти и проявить, в чём я сейчас нахожусь.

Как будто я создаю мыльную картинку — иллюзию благополучия, где всё вроде бы хорошо, всё вроде бы спокойно, и главное — не поломать, не тронуть, не пошевелить. Потому что за этой картинкой сразу проступает другая сторона — ужас, боль, хаос, ощущение катастрофы. И пока я на неё не смотрю, пока не двигаюсь, пока не проявляюсь — всё будто нормально. Но как только начинаю действовать, появляется тревога, всё рассыпается, и становится ясно, что это было лишь хрупкое равновесие, где отсутствие активности выдавалось за стабильность.

Проработка фиксированного состояния: «Я себя пугаю».

Я себя пугаю.
Каждый раз, когда думаю о чём-то конкретном — здоровье, деньгах, работе, отношениях — сразу всё окрашивается в мрачные тона. Кажется, что всё плохо, что ресурсов нет, что впереди одни потери. И это смешно, потому что умом понимаешь: ничего фатального не происходит. Просто включается привычная реакция — запугивать себя, накручивать, пугать. И вместо действия начинается внутренняя болтовня: «Возьми себя в руки, будь взрослым, перестань бояться, всё хорошо». Но внутри всё равно остаётся дрожь — неуверенность, будто нужно быть настороже, ждать чего-то плохого.
Я себя пугаю.
Живу в состоянии внутренней настороженности, как будто двигатель работает на холостом ходу. Тело всё время слегка подрагивает, мысли бегают, внимание разбросано. Я чувствую, что что-то должно произойти, что нужно о чём-то думать, но не знаю — о чём именно. И тогда я снова пугаю себя: «Туда не ходи, сюда не смотри, это опасно, это плохо». Всё превращается в территорию запретов, где шаг в любую сторону может быть «не тем».
Я себя пугаю.
Создаю вокруг себя забор из избеганий. Думаю: не делать — значит, безопасно. Не смотреть, не касаться, не чувствовать. Работа откладывается, дела копятся, внутри растёт вялость. Это не усталость — это ощущение, будто жизнь вытягивается изнутри. Всё становится серым, тусклым, бессмысленным. И на этом фоне звучит внутренний голос: «Я не хочу. Я не хочу, чтобы это происходило. Но оно всё равно происходит».
Я себя пугаю.
Живу между двух плоскостей — между страхом действовать и страхом не действовать. Всё сжимается, пространство сужается, сознание становится узким, как тоннель. Любая боль, любой дискомфорт вызывает панику. Даже запахи становятся триггерами: едва почувствуешь какой-то неприятный запах — и сразу воображение дорисовывает катастрофу. Хочется не дышать, не нюхать, не замечать. Всё, лишь бы не соприкоснуться с тем, что может напугать.
Я себя пугаю.
Отказываюсь разбираться, потому что кажется: стоит только начать — и откроется нечто страшное. Думаю: потом, потом разберусь, потом всё починю. Сейчас не время. Сейчас не надо. А потом, возможно, станет уже поздно, и я либо справлюсь, либо исчезну. И в этом тоже есть парадокс: я пугаю себя возможностью смерти, но ещё больше — возможностью узнать правду и при этом выжить.
Я себя пугаю.
Состояние будто сна — всё размыто, каждое слово звучит как далекий голос, говорящий «проснись», и в этот момент будто нужно что-то сделать, куда-то двигаться, откликнуться, но вместо этого приходит усталость и желание просто снова уснуть. Появляется ощущение внутреннего дерганья, будто кто-то всё время вызывает тебя наружу, но ты сопротивляешься, потому что не хочешь ничего делать, не хочешь никуда идти, хочешь просто выключиться, забыться.
Я себя пугаю.
Хочется всё убрать, стереть, отвлечься, не думать, заняться чем угодно, лишь бы не касаться этой тревоги. Включить что-то, заглушить, заполнить пространство шумом, как будто внимание надо чем-то быстро занять, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать. Самое страшное — в этом нет конкретики, просто неясное ощущение, что «что-то не так». Вроде бы не сильное, не угрожающее, но липкое, изматывающее, и ты сам не знаешь, откуда оно и зачем. Поэтому стараешься заговорить себя, обмануть, не давать себе осознать, что именно болит.
Я себя пугаю.
Начинаешь играть в уверенность — говоришь себе, что всё хорошо, что ты справишься, что ты сильный, взрослый, что всё наладится, что никакой опасности нет. Повторяешь это, как мантру, будто если произнести достаточно раз — станет правдой. Но при этом где-то глубоко остаётся тот же фон — не страх даже, а пустота, где будто отключено само чувство. Ты не чувствуешь страха, но и живым себя не чувствуешь. Просто движение по инерции, обещания себе, которые ничего не меняют.
Я себя пугаю.
Идёт бесконечное откладывание: «потом разберусь», «потом посмотрю», «ещё немного подожду». Как будто ты живёшь во сне, где каждое слово проходит сквозь толщу ваты, где всё приглушено. И в этом сне тебе кажется, что если просто не думать, не смотреть, не трогать — всё останется на месте, ничего плохого не произойдёт. Поэтому ты выбираешь покой вместо действия, покорность вместо страха.
Я себя пугаю.
Покорность становится заменой жизни. Страх вроде бы ушёл, но вместе с ним ушло и ощущение себя. Ты больше не боишься, потому что не позволяешь себе чувствовать вообще. Просто стоишь, послушно выполняешь внутренние команды, делаешь то, что звучит в голове, будто подчиняясь неведомому голосу. Это уже не страх — это безучастное согласие, способ не испытывать боль, не видеть правду. И кажется, что так безопаснее, ведь если ничего не чувствуешь — значит, не страшно. Но в этой безопасности уже нет жизни, только тишина и покорность.
Я себя пугаю.
Ты совершаешь какие-то странные, непонятные поступки, не осознавая, зачем и как они происходят. Всё выглядит так, будто ты находишься под гипнозом, действуешь не по своей воле, а по инерции. В тебе словно два человека — один понимает, что нужно сделать, знает, чего боится, а другой делает всё наоборот. Ты осознаёшь, что надо идти и сделать работу, но не идёшь. Осознаёшь, что страх связан с бездействием, и вместо того чтобы действовать, начинаешь избегать даже саму мысль о страхе.
Ты пугаешь себя тем, что можешь не сделать, а потом — самой мыслью о том, что тебе страшно. И находишь обходной путь: не думать об этом вовсе. Убегаешь от страха, создавая иллюзию контроля — убеждаешь себя, что всё сделаешь, что всё будет нормально. На этом самообмане держится твоё спокойствие: не действие, а обещание действия становится заменой реального шага.
Я себя пугаю.
Тело сопротивляется — тошнота, тяжесть в голове, нежелание смотреть, думать, чувствовать. Всё вызывает отвращение. Само состояние становится невыносимым, и ты стараешься уйти из него любыми способами — не через осознавание, а через отказ. Тебе неприятно чувствовать, неприятно быть в контакте с собой, и ты как будто всё время пытаешься обмануть это состояние, соскользнуть в полусон, где ничего не нужно решать.
Ты говоришь себе: «Я боюсь боли», но в этом нет настоящего признания. Это формула-уход, способ остановиться, чтобы не делать ничего. Внутри возникает не программа страха, а как будто его имитация, внутри которой ты прыгаешь вокруг сути, договариваешься сам с собой: «Хорошо, я что-то сделаю, но без усилия, без боли». Получается согласие на жизнь без реального присутствия в ней — компромисс, в котором вроде бы действуешь, но так, чтобы ничего не почувствовать.
Я себя пугаю.
Каждое действие становится бесполезным жестом, пустым движением, ритуалом. Всё начинается и тут же заканчивается. Слова теряют вес, намерения распадаются. Ты что-то обещаешь, но сам знаешь — не начнёшь. Не потому что не хочешь, а потому что не веришь в смысл. Эти обещания становятся способом отстраниться, успокоить тревогу, унять внутренний шум, а не изменить что-то. Даже перед собой тебе не стыдно — просто всё нейтрализовано, выжжено внутри.
Я себя пугаю.
Ты не знаешь, чего именно боишься. Каждое движение, каждая мысль может вызвать внутреннюю вспышку тревоги. Любое решение кажется опасным. Это не страх последствий, а страх самого факта действия — будто любое прикосновение к реальности может вызвать боль. И при этом не ощущается никакой конкретной угрозы, всё просто наполнено мелкими острыми фрагментами, как пол, усыпанный деталями конструктора, по которому невозможно ступить. Кажется, что стоит только пошевелиться — и боль пронзит тело, поэтому лучше замереть, не двигаться, не думать.
Я себя пугаю.
Ты настолько отдалён от самого ощущения страха, что кажется — его просто не существует. Всё, что могло бы вызвать тревогу или боль, даже не допускается до восприятия. Любое движение мысли, способное привести к реальному контакту с этим чувством, обрывается ещё в зародыше. Всё, что могло бы пробудить живое, ты заранее уничтожаешь. Механизм включается мгновенно: не анализировать, не проверять, не испытывать. Просто — выключить. И это выключение стало автоматическим ритуалом. Не выбором, не защитой, а образом существования.
Я себя пугаю.
Но теперь тебя и пугать не нужно. Система работает сама. Всё устроено так, что любое прикосновение к страху, любая возможность почувствовать — уже нейтрализованы. Ты не избегаешь страха, потому что он даже не появляется. Его нет в доступе, он выведен за пределы сознания. И в этом нет ни осознания, ни боли — только спящий автоматизм. Ты сидишь, убеждённый, что всё под контролем, что никакого страха нет, что всё решено и закрыто. А на самом деле просто обесточено.
Я себя пугаю.
Ты живёшь, как будто в мягкой капсуле — в состоянии без эмоций, без касаний, без движения. Все решения кажутся спокойными, логичными, будто лишёнными эмоциональной окраски. Но за этой видимостью равновесия скрыта полная отрешённость от реальности. Ты не боишься — потому что не входишь в контакт с тем, что могло бы напугать. Не действуешь — чтобы не пришлось испытывать последствий. Не живёшь — чтобы не столкнуться с болью.
Я себя пугаю.
Ты так далеко от страха, что путь к нему — как до Луны пешком. Любая попытка соприкоснуться с реальным вызывает мгновенное отрицание: «Мне не страшно. Я не боюсь. Это неправда». И ты готов защищать это отрицание, даже спорить, доказывать, что страха нет. Но в действительности страх просто растворён в покорности, в полном бездействии. Всё застывшее, мёртвое пространство, где ничего не происходит, кажется безопасным, потому что в нём не возникает столкновений.
Я себя пугаю.
Это не привычный страх, не мандраж и не паника. Это безмолвная тишина внутреннего отключения. Кажется, что всё управляемо, предсказуемо, спокойно. Но в этой тишине нет жизни. Всё сведено к минимуму: не чувствовать, не двигаться, не думать, не желать. И этот покой — не мир, а форма выживания, где даже страх больше не нужен, потому что вся система давно живёт в режиме его постоянного предупреждения.
Я себя пугаю.
Как будто внутри работает хитрая схема, выстроенная для того, чтобы ничего по-настоящему не чувствовать. Всё должно быть легко, просто, поверхностно — так, чтобы не пришлось вникать, не пришлось соприкасаться с реальностью. Создана целая стратегия ухода: если не думать, не переживать, не смотреть вглубь — то и страшно не будет. Всё, что нужно, — лишь вовремя отступить, вовремя спрятаться, сделать вид, что всё под контролем.
Ты сам себя обманываешь, притворяешься, что действуешь. Принимаешь решения, соглашаешься, подписываешься на обязательства, но всё это делается не ради дела, а ради того, чтобы от него избавиться. Твоя глобальная цель — не выполнить, а снять с себя обязанность. Сначала ты говоришь «да», чтобы избежать конфликта, чтобы не пришлось объяснять отказ, чтобы не слышать уговоров и давления. А потом, уже в одиночестве, начинаешь внутреннюю работу по самооправданию — доказываешь себе, что всё это было ненужно, что это не твоё, что в этом нет смысла.
Я себя пугаю.
Ты разделил внутри себя процесс согласия и процесс действия. Соглашение — это форма защиты, действие — угроза. Поэтому ты держишь их раздельно, не связываешь одно с другим. Когда говоришь «да», ты не представляешь, что это значит на деле. И даже не задумываешься, что за этим стоит страх — не просто страх неудачи, а страх столкновения, конфликта, отказа, осуждения. Чтобы не попасть в прямое противостояние, ты выбираешь притворное согласие, имитацию ответственности, и в этот момент становишься заложником собственного избегания.
Я себя пугаю.
Каждый раз, когда ты начинаешь действовать, включается внутренний механизм самосаботажа: ты начинаешь доказывать себе, что этого делать не нужно, что это ошибка, что всё пойдёт не так. Но ты не называешь это страхом. Это неосознанное убеждение, что всё, что может привести к ошибке, должно быть предотвращено заранее. И поэтому любое движение воспринимается как угроза, любое взаимодействие — как возможное столкновение, которого нужно избежать.
Ты живёшь по принципу: чтобы не ошибиться — не пробуй, чтобы не получить отказ — не проси, чтобы не утонуть — не заходи в воду. Вся структура поведения выстроена вокруг этих антиположных решений. Каждый шаг — это не приближение к жизни, а попытка обойти её стороной.
Я себя пугаю.
Ты строишь себя из фрагментов избегания. Каждое «не хочу», каждое «лучше не трогать» становится кирпичиком в стене между тобой и действительностью. Всё воспринимается как потенциальный источник боли — разговор, действие, отношение, выбор. Даже самые простые вещи превращаются в объекты, к которым нельзя приближаться. И постепенно ты оказываешься на расстоянии от всего — от людей, от дел, от себя.
В какой-то момент это расстояние становится таким большим, что всё сливается в одно сплошное состояние транса. Жизнь превращается в попытку удержать дистанцию, не допустить приближения, не дать ничему коснуться тебя. И этот транс становится формой существования — безопасной, безучастной, безжизненной.
Я себя пугаю.
Парадокс в том, что меня даже пугать не нужно — всё уже выстроено рационально, логично, последовательно. Мне кажется, что это не страх, а продуманное, обоснованное решение. Я создаю себе мысленную модель, где всё заранее объяснено: если я туда пойду, если рискну, если попробую — будет катастрофа. Я заранее убеждаю себя, что там мне будет плохо, что я покажусь глупым, некомпетентным, неадекватным. И в этом самосозданном представлении о будущем уже содержится оправдание бездействия. Я не избегаю страха — я просто считаю его проявление признаком ума, благоразумия.
Я себя пугаю.
Каждая новая ситуация видится через призму наихудшего исхода. Любая возможность мгновенно превращается в источник угрозы. И тогда я не выбираю — я просто закрываюсь. Вся логика работы сознания сворачивается до двух состояний: «закрыться» или «переждать». И всё это не из надежды на лучший результат, а из уверенности, что худший неизбежен. Кажется, будто любая ошибка, любое неправильное решение приведёт к катастрофе: к провалу, наказанию, разорению, позору. В этой системе мышления нет реальности — только спроектированный ужас, который становится нормой восприятия.
Я себя пугаю
Я нахожусь в состоянии зависшего страха, где сама жизнь превращается в сеть недоделанных дел, неразрешённых ситуаций, отложенных решений. Висит всё — нерешённое, запутанное, и я уже не ищу выходов, а только выстраиваю обходные пути. Любая новая задача воспринимается как источник угрозы, и я отстраиваюсь от неё ещё до того, как начну думать, как её решить. Так формируется замкнутый круг: шаг вперёд — и сразу пять назад.
Я себя пугаю.
Каждый отказ, каждая отсрочка — как укрепление стен вокруг собственного бессилия. Всё выглядит обоснованно: у меня долги, неопределённость, вопросы по компаниям, налогам, новым структурам. Но под этим слоем «рациональности» живёт одно простое состояние — я боюсь. Боюсь ошибиться, боюсь разрушить то, что ещё держится, боюсь увидеть, что всё уже рухнуло. Поэтому я не двигаюсь.