Создавание самоограничений и запретов на жизнь, на деятельность, на активность, чтобы не чувствовать боли

Краткая аннотация

Документ представляет собой последовательное исследование внутреннего процесса утраты осознанности и восстановления восприятия через восемь уровней самонаблюдения. В тексте фиксируется, как сознание, сталкиваясь со страхом и болью, создаёт сложную систему самообмана: заменяет действие безопасностью, осознание — симуляцией, а жизнь — ожиданием удовольствия.
Постепенно герой осознаёт, что сам является источником всех своих решений и страданий, а состояние жертвы — результат добровольного отказа от ответственности. В финальной «Центральной точке» раскрывается главный механизм: сознание разделено на осознающую и вытесненную часть, и человек поддерживает эту раздвоенность, чтобы не видеть собственную деструктивность.
Основная идея — бегство от боли через самоограничение, в результате чего человек превращает жизнь в иллюзию безопасности, оставаясь внутри созданного им самим кокона бессознательности.

2021_06_27

ПРИКАЗываю себе найти и проявить, в чём я сейчас нахожусь.

Какое-то странное, дурацкое состояние, которое, если быть точным, держится уже довольно давно. Не то чтобы я себя не слушаю или сопротивляюсь, но как будто нахожусь в каком-то непонятном внутреннем провале. Начинается всё с того, что я не вижу, не понимаю, что происходит, не чувствую — будто ничего нет. Я отдаю себе команду, но внутри тишина, и из этой пустоты сразу поднимается страх. Возникает внутренний дискомфорт от самого факта приказа — как будто нужно что-то сделать, напрячься, посмотреть, а вместо этого приходит апатия. Внутренний вопрос: зачем? что я увижу? И сразу ответ — ничего хорошего.
Это ощущение не новое; оно будто прочно закрепилось. Я начинаю пытаться рассматривать, напрячься, увидеть хоть что-то, но появляется какое-то депрессивное предчувствие: всё равно ничего не получится. Это даже не отчаяние, а скорее бессилие, невозможность ухватить суть. Слова не подбираются, состояние ускользает, а я словно борюсь не с самим содержанием, а с блоком на рассмотрение. Из-за этого начинаю уноситься куда-то в сторону, теряю фокус, цепляюсь за случайные мысли, и весь процесс разваливается.
Но стоит только произнести приказ — и сразу появляется отвращение, как будто не хочу на это смотреть. Появляется страх: страх, что не смогу, что не получится, что результат будет не таким, как я ожидал, не «красивым». Внутри возникает диссонанс между придуманным образом и реальностью. Вместо ясности приходит отвращение — неприятно смотреть на себя. Смутно догадываюсь, что происходит, но чувствую: ничего хорошего не выйдет. Руки опускаются, сил нет.
Возникает желание вернуться туда, откуда я всегда убегаю. Хожу по кругу, не решаясь сделать шаг. Голова кружится, не могу сосредоточиться. Само это состояние несфокусированности пугает — в голове будто пустота, всё звенит. Я выключаюсь, делаю себе трудно, говорю: «Я не могу», и тут же напрягаюсь, сжимаюсь, закрываю глаза, помещаю себя в кокон, где ничего не вижу.
Сразу становится страшно. Всё непонятно. В голове всё путается, словно кто-то ударил — всё зазвенело, перепуталось местами. Стоит отпустить — и сразу приходит страх: не возвращайся. Посмотрел, заблокировал себя, убедил, что не смог, и напугал себя окончательно — будто здесь мне делать нечего. Такое ощущение, что смотрю краем глаза, лишь кусочком внимания, не позволяя себе увидеть целиком.
Я постоянно погружаю себя в эти узкие внутренние «окна», которые сам же ограничиваю. Всё время внушаю себе, что не могу смотреть, что мне страшно, что нечего видеть. Так я создаю тесное, душное состояние, где становится невыносимо, и хочется вырваться, сбежать, освободиться. И в какой-то момент понимаю: я сам себе делаю плохо, потому что заставляю себя исполнять свои приказы. Сам себе враг — принуждаю смотреть на то, на что не хочу смотреть.
Сижу, рассматриваю это состояние — оно отдалённое, как будто я наблюдаю издалека. Опять ухожу в позицию «отдалится». Мысль мелькает: вопрос не в том, куда я смотрю, а в том, из какой позиции я это делаю.

Уровень 1
Мне страшно. С этого всё начинается — с момента, когда я сам себя запугиваю. Дальше уже запускается продолжение, цепочка реакций, которая превращает этот испуг в реальность. Первое, что я делаю, — это пугаю самого себя, а потом погружаюсь в лёгкий транс, где страх становится основным состоянием. После этого появляются установки: как нужно бояться, как жить в этом страхе, как чувствовать себя внутри него. Это уже не просто убеждение, что ничего не получится, — это программа, что не должно получиться. Такой самогипноз: «У меня ничего не получится», и всё подстраивается под эту формулу.
Настраиваю себя на провал, чтобы он действительно состоялся. И сам страх — не просто эмоция, а способ существования, оправдание для бездействия. Возникает ощущение, что любое действие требует выбора, решения — приятного или неприятного, и я будто сопротивляюсь этому выбору. Но на самом деле это лишь имитация сопротивления. Глобальное решение уже принято: ничего не делать. Всё остальное — попытка объяснить, почему.
Когда пытаюсь начать действовать, сразу включается внутренний механизм запугивания. «Я не могу», «у меня не получится», «это бесполезно». Всё это работает безупречно, как встроенный код. Вспоминаю даже, как было с бассейном: сначала пошёл, месяц занимался, чувствовал подъем, убеждал себя, что это нужно. Потом понял, что быстрых результатов нет, а плавать нужно постоянно, просто чтобы поддерживать форму. И вот именно это осознание — что надо делать без конца, без волшебных эффектов — и стало невыносимым.
Всё, что требует постоянства, вызывает внутренний протест. Хочется лечь на диван и ничего не делать — это глобальная цель, будто программа всей жизни. Любые попытки пошевелиться вызывают откат, внутреннее сопротивление, даже экзотические способы самооправдания: от усталости до мнимых философских рассуждений.
Я всё время действую из позиции испуга, из позиции бегства. Сначала пугаю себя, потом объясняю, что не хочу делать, потому что страшно. Даже сейчас, когда рассматриваю это состояние, осознаю, что сам создаю этот страх. Сидеть, рассматривать, быть активным — страшно. Но именно в этом и есть процесс: не убегать, а видеть, как я создаю сам себе состояние невозможности и убеждаю себя, что жить в нём — это норма.

Уровень 2
Первое, что приходит в голову, — у меня нет сил. И я понимаю, что это, вероятно, очередная отговорка, привычная реакция из того же поля страха. Ведь я уже заранее поместил себя в это состояние, и даже сейчас, когда начинаю рассматривать, продолжаю говорить из него. Вижу, что внутри этого пространства работает множество идей — и все они вокруг одного: я должен сидеть, страдать, бояться и оправдывать своё бессилие. Это целая система самоудержания.
Мне всё страшно, всё неприятно, и я сам себя приговариваю к этому состоянию. Словно говорю: «Раз мне больно, значит, я должен в этом сидеть». И чем глубже вхожу в этот страх, тем сильнее укрепляется установка: ничего нельзя менять, нужно просто страдать. Всё это превращается в ритуал — постоянное самозапугивание, выведенное за рамки восприятия. Я больше не осознаю, что пугаю себя, я только ощущаю последствия — бесконечные реакции на собственные внушения.
Процесс самозапугивания остаётся вне поля зрения. Я не вижу, как это происходит, а потому ничего не могу с этим сделать. Реакции же множатся, их становится море: я то тону в них, то оправдываю себя, объясняя, что ничего не могу. Точно так же, как человек, сидящий под дождём и утверждающий, что не может ничего предпринять, потому что дождь идёт. Мне страшно, и я считаю это естественным.
На самом деле я просто отказываюсь воспринимать, как сам удерживаю себя в этом состоянии. Отказываюсь видеть, как сознательно блокирую восприятие, чтобы не знать, не видеть, не чувствовать. Замыкаю себя в круге, где любое проявление осознанности вызывает мгновенный страх. Как только начинаю смотреть, сразу срабатывает автоматизм — сознание выключается. Мне страшно быть в реальности, страшно быть в сознании.
Чтобы существовать в этом мире, который я называю страшным, я вынужден выключить чувствительность, стать бесчувственным, механическим. Это будто мужская программа выживания — перестать чувствовать, стать машиной, потому что быть живым опасно, можно не справиться. Живой человек слаб, а значит, чувствовать нельзя. Мне страшно, что я не справлюсь — и именно это убеждение делает меня слабым.
Но по сути ничего не меняется. Я сам загоняю себя в это состояние, сам его создаю. И продолжаю сидеть в нём, рассуждая о своём страхе, вместо того чтобы увидеть, как я удерживаю себя в этом состоянии. Ведь задача не в том, чтобы разбирать содержимое страха, а в том, чтобы осознать сам факт того, что я туда попал.
Не нужно жаловаться, что страшно. Нужно рассмотреть, как я блокирую восприятие, как запрещаю себе видеть, знать, ощущать. Это не вопрос поиска ответа — это вопрос прояснения. Нужно хотя бы направить внимание в сторону страха, а не отворачиваться от него.
Страх сам по себе — лишь краткая реакция, вспышка. Но когда человек делает из него постоянный образ, удерживает в уме «картинку ужаса», превращает её в идола, — тогда страх становится состоянием. И если я боюсь, значит, я просто сижу в уме, удерживая этот образ, вместо того чтобы выйти в реальность.
Задача не в том, чтобы описывать, как мне страшно, а в том, чтобы увидеть, как я создаю и поддерживаю это состояние. Кажется, я слишком глубоко в него погрузился — и теперь должен рассмотреть сам механизм удержания, а не его последствия.

Уровень 3
Пространство, в котором я создаю себе страх, удивительно похоже на текущее состояние — как будто всё моё существование разыгрывается внутри какой-то симуляции действия. Я постоянно планирую, предугадываю, выстраиваю сценарии, и от этого возникает ощущение фальшивой активности — словно я что-то делаю, хотя на самом деле лишь мысленно имитирую процесс. Возникает иллюзия движения, но это движение не живое, а запрограммированное, пустое. В нём много фальшивой необходимости, надуманной сложности, как будто я сам создаю ощущение, что «надо» действовать, создавать, контролировать. Всё это напоминает виртуальное пространство воображаемого труда, в котором я застрял, потому что так безопаснее, чем встретиться с реальностью.
Очень странное ощущение в теле — будто любое усилие думать вызывает физическое сопротивление. Голова начинает болеть, мышцы напрягаются, особенно в затылке и глазах. Я понимаю, что причина не в усталости, а в блоке, в котором я застрял: как только пытаюсь мыслить или воображать, сразу ощущаю внутренний запрет. Это не просто ментальное напряжение, это состояние ступора. Все мысли, все образы, которые появляются, — это уже двадцатая итерация бегства, симуляция того, что я продолжаю функционировать. Я создаю картинки, чтобы спрятаться за ними, чтобы убедить себя, что «мне не страшно». А на самом деле я просто блокирую себя до состояния полной обездвиженности, а потом начинаю играться внутри этих симуляций, как ребёнок в песочнице, где всё придумано.
Возникает головокружение, дезориентация, потерянность. Кажется, что я утратил связь с самим собой. Всё внутри реактивно — я реагирую не на реальность, а на собственные реакции. Одна реакция вызывает другую, за ней появляется ещё одна, и так я сам себя загоняю в бесконечный цикл. Человек в этом состоянии перестаёт управлять собой — он не действует, не смотрит, не осознаёт. Всё превращается в цепь автоматических ответов: реакция на реакцию, повтор за повтором, пока не остаётся ничего, кроме механизма.
Я вижу, что теперь просто отдаюсь на волю этих внутренних реакций. Не проявляю воли, не создаю пространство восприятия, а лишь жду, что появится какая-то очередная эмоциональная волна, и реагирую на неё. Всё внимание занято не реальностью, а попыткой сбежать от страха. Возникает желание перестать, остановиться, исчезнуть. Хочется просто смириться, принять заданность, подчиниться — не исправлять, не вмешиваться, не связываться, не рисковать.
Во взаимодействии с миром я обнаруживаю глубоко встроенный принцип конформизма: поступать так, чтобы никого не злить, чтобы избежать боли и конфронтации. Быть удобным, послушным, безопасным. Всё сводится к тому, чтобы минимизировать активность, стать как можно менее заметным, пассивным, не желающим, не добивающимся. Мир при этом воспринимается как враждебная среда, направленная против меня, и единственный способ выжить — замкнуться, возвести барьер, уснуть внутри безопасного сна, где можно мечтать о достижениях, не делая ничего в реальности.
Так возникает огромная стена между мной и миром. Я перестаю видеть реальное, отделяю себя от происходящего, объявляю всё за пределами барьера «чужим», «опасным», «не моим». На одной стороне остаюсь я — точка переживаний и чувств, а на другой — иллюзия внешнего мира, который, по сути, состоит из моих собственных убеждений, проекций и страхов. Я не взаимодействую с ним — я лишь разделяю, классифицирую, описываю, укрепляя границу между собой и жизнью. И именно эта граница поддерживает мой страх — пространство, где я существую, не живя.

Уровень 4
Основное состояние — это тотальный, всепоглощающий ужас перед любым действием, перед самой возможностью активности. Это не просто страх, а какое-то дикое, чудовищное оцепенение, в котором невозможно даже подумать о движении. Сидишь внутри этого ужаса, пытаешься объяснить себе, почему тебе плохо, почему так невыносимо, и не видишь, что само объяснение становится частью программы — способом не действовать. Сознание выключено, всё работает автоматически, а ты только наблюдаешь, как внутри тебя запускаются шаблоны самоподавления.
Ты сам себя запугал до такой степени, что даже посмотреть в сторону стало невозможным. Внутренний приказ звучит как абсолютный запрет: «Не смотреть. Не делать. Никогда». Это состояние доведено до автоматизма, до полного отказа от живого участия. Ты словно собака, гоняющаяся за собственным хвостом — постоянно пытаешься увидеть, понять, ухватить хоть что-то, но ускользаешь сам от себя. Вечно в движении, в попытке схватить то, что сам же отбрасываешь. Кажется, будто от тебя что-то убегает, но на самом деле ты сам убегаешь от себя.
Это не просто страх — это программа. Сидишь и выполняешь её: полное отсутствие активности, внутренний приказ «загнать себя и замереть». Любая попытка проявить волю воспринимается как угроза. Даже простая мысль о действии вызывает панику. Тебе кажется, что кто-то заставляет тебя — будто внешний голос принуждает, но на самом деле это ты сам создаёшь внутри себя того, кто запрещает.
Важно не то, что тебе страшно, а то, что ты блокируешь саму возможность отчаянности, возможности пойти против этого страха. Ты создал страх как оправдание для тотального запрета на действие, как инструмент удержания себя в пассивности. Это и есть бред — сознательная самоизоляция внутри собственного ужаса.
Ты не просто не действуешь — ты сопротивляешься самому себе. Думаешь, что борешься со страхом, а на деле борешься с собой. Это внутренний саботаж, где «я» противостоит самому «я». Возникает ступор, нежелание слышать себя, видеть, осознавать, что ты делаешь. Пассивное существование, в котором ты будто бы что-то решаешь, но на деле просто произносишь слова и останавливаешься.
Каждое усилие превращается в ложное действие. Напрягаешься — и кажется, что что-то делаешь, но это усилие направлено только на блокировку себя. Ожидание, внутреннее напряжение, старание — всё это имитация активности. Ты не видишь разницы между «делать» и «не делать». В этом состоянии отключения любое движение становится невозможным, потому что вся энергия направлена на поддержание внутреннего зажима.
Желание ничего не делать становится глобальным. Это стремление сбежать от чувства слабости, от ощущения потери контроля, от осознания собственного бессилия. Ты блокируешь себя, чтобы не чувствовать, как избегание становится твоим выбором. Но это не слабость — это предательство по отношению к самому себе. Ты отказываешься видеть момент, когда саботируешь свою волю, и подавляешь любое осознание этого.
Внутри появляется ощущение, будто живёт другая личность — неприятная, ленивая, насмешливая, паразитирующая на твоих попытках. Она смеётся над тобой, когда ты стараешься что-то изменить. И от этого становится особенно тяжело и страшно, потому что этот внутренний противник — это ты сам, отделённый, расколотый, запуганный до полной невозможности действовать.

Уровень 5
Я не могу справиться с самим собой — с этим огромным, навязчивым желанием ничего не делать, прожигать жизнь, предаваться праздности и получать удовольствие. Я боюсь увидеть это в себе, боюсь признать, что моей глубинной, скрытой целью является не развитие, не действие, а полное бездействие, лень, насыщение и наслаждение. Всё, что внутри, стремится к этому состоянию — к жажде, эйфории, блаженству пустоты, где главная цель — переживание удовольствия.
В основе лежит убеждение: действовать плохо, напрягаться плохо, быть в сознании плохо. Самое высшее наслаждение — это состояние покоя, отключения, пребывания в удовольствии без усилия. Когда я ничего не делаю, когда лежу в неге, позволяя телу переживать сладость мгновения, когда ни одно движение не должно нарушить эту иллюзию, — тогда кажется, будто я живу. Оргазм, вкус, солнце на коже, сон, — всё это становится символами высшего счастья, и любое действие воспринимается как угроза, способ разрушить этот fragile покой.
Возникает маниакальная зависимость от переживания удовольствия, стремление удерживать эйфорию бесконечно, до потери контроля. Любое включение сознания воспринимается как облом кайфа, как вмешательство в блаженство. Действие становится врагом, потому что оно выводит из бессознательности, расширяет восприятие, возвращает в реальность, где удовольствие невозможно удерживать. Чтобы сохранить иллюзию наслаждения, я должен быть бездействующим, выключенным, погружённым в точку удовольствия.
Я превращаю себя в замкнутую систему: сознание сжато до минимума, восприятие мира отключено, остаётся лишь крошечная точка, где «мне хорошо». Всё остальное блокируется. Удовольствие возможно только при полном отключении сознания, при разрыве связи с реальностью. Чтобы удерживать это состояние, я запрещаю себе любые действия — ведь любое движение может нарушить трип. Это наркоманская структура: не жить, а пребывать в ожидании кайфа, избегая любых перемен.
Но парадокс в том, что когда я действительно ничего не делаю, удовольствия нет. Есть лишь ожидание, пустое и бесконечное. Не стремление испытать радость, а состояние вечной готовности к ней, которое никогда не сбывается. Максимум активности — это что-то съесть или заняться сексом, но и это не ради жизни, а ради попытки вызвать ту самую вспышку удовольствия, пережить её ещё раз.
Суть этого состояния — не в наслаждении, а в ожидании отключения, в вере, что счастье придёт, если я полностью перестану быть. Я блокирую любые действия, чтобы не спугнуть иллюзию кайфа, не разрушить концентрацию на несуществующем переживании. Это жизнь в стиле бесконечного ожидания удовольствия, которое никогда не приходит.
Действие воспринимается как зло, потому что оно возвращает в реальность. Страх и крайняя необходимость — единственное, что ещё способно меня сдвинуть, но и тогда я делаю всё по минимуму, чтобы как можно быстрее вернуться обратно — в зону бездействия и ожидания. Так формируется жизнь, похожая на бесконечный выходной: «не двигайся, отдыхай, береги силы», чтобы не разрушить иллюзию покоя.
Это ущербный гедонизм — жажда радости без способности её создавать. Я хочу счастья, но не могу себе его организовать, потому что любое усилие воспринимаю как угрозу. И остаюсь в ожидании удовольствия, которое возможно только без меня, в полном моём отсутствии.

Уровень 6
Страх боли и неудач становится центральной осью, вокруг которой выстраивается всё существование. С одной стороны — иллюзия, что бездействие — это безопасность, комфорт и удовольствие, а с другой — убеждение, что любое действие принесёт не только разочарование, но и боль. Само предположение, что я начну что-то делать, вызывает образ поражения: не просто «не получится», а будет больно, тяжело, невыносимо.
В уме формируется целая картина мира — сложная, логичная, многослойная система объяснений, почему именно сейчас не стоит действовать. В этой картине всё уже предрешено: я заранее знаю, чем закончится любое начинание, поэтому даже не пробую. Всё пространство сознания превращается в сеть узких норок, в которые я прячусь от активности. И всё, что происходит внутри, — это наблюдение за мыслями, вспыхивающими и исчезающими в голове, без попытки что-либо понять или изменить.
Это состояние кажется «работой», но на деле — это лишь выполнение программы: сидеть в норе, не двигаться, наблюдать за своими мыслями, иногда комментировать их, иногда нет. Всё остальное — иллюзия процесса. Неба над головой нет, и я воображаю себе небо, придумываю мысли, которые пролетают, как облака, чтобы создать ощущение жизни. На самом деле я просто выполняю программу бездействия на сто процентов, полностью исключая прояснение и осознание.
Когда мне говорят, что нужно снова взять пространство и поработать с ним, я тут же отказываюсь. Любая попытка к активности мгновенно вызывает оправдание: «Нет сил», «не время», «я не могу». Это не реальная невозможность, а выученная реакция. Огромное внутреннее желание не видеть, не знать, не разбираться. Я заменяю понимание пустыми словами — такими, что создают иллюзию завершённости. Произношу убедительное выражение, за которым ничего нет, и чувствую облегчение, будто что-то сделал. Но это не действие — это способ спрятать внимание, выбросить мысль наружу и тут же забыть.
Я как будто плаваю в пузырьках собственного сознания — в маленьких отсеках восприятия, где постоянно удерживаю внимание, чтобы не видеть, что на самом деле происходит. Каждый пузырь — это фрагмент моего бегства: туда я помещаю переживания, иллюзии, оправдания, страхи. Всё, лишь бы не видеть общую картину. Я сам ограничиваю своё восприятие, запираю себя в коконе, где безопасно, где можно не знать, не чувствовать, не управлять.
Отказываюсь нести ответственность за свои действия, отказываюсь руководить собой. Перехожу в пассивный режим, где нет воли, нет желания, нет направления. Запираю себя внутри этого замкнутого пространства и убеждаю, что это и есть всё, что мне позволено видеть, чувствовать и знать. Так я создаю для себя безопасную иллюзию — ограниченный мир, в котором можно жить, не сталкиваясь с реальностью.
Я разрешаю себе переживать только слабые, виртуальные, несуществующие ощущения, оберегая себя от любого воздействия внешнего мира. Создаю ложное чувство защищённости от боли, но вместе с этим лишаю себя самого восприятия жизни. Всё настоящее становится «опасным» и вытесняется.
Я погружаю себя в эти внутренние «шарики» восприятия, где ничего не происходит по-настоящему, и запрещаю себе видеть всю картину целиком. Запрещаю знать, что реально со мной происходит. Это не защита, а самопорабощение — акт самоограничения, превращающий сознание в урезанный, искусственный механизм. Я сам лишаю себя способности действовать, хотеть, взаимодействовать с реальностью, превращаясь в существо, которое добровольно отказалось от права быть живым.

Уровень 7
Главный фокус этого состояния — убедить себя в собственной неспособности что-либо делать в реальности. Не просто почувствовать бессилие, а именно сформировать твёрдую внутреннюю веру в то, что я не могу, что у меня нет нужных качеств, что я неполноценен и потому обречён на бездействие. В этом убеждении рождается новая стратегия — замена удовольствия безопасностью. Теперь цель не наслаждение, а защита: обезопасить себя от мира, от боли, от любой возможности столкнуться с реальностью.
Реальность воспринимается как источник опасности. Страшно жить, страшно действовать, страшно взрослеть. Быть самостоятельным и ответственным кажется слишком трудным, а значит, лучше вообще не пробовать. Так формируется запрет на взрослость, запрет на самодостаточность. Любое проявление активности связывается с болью, с непереносимой трудностью, с внутренней агонией. Я внушаю себе, что любое действие причинит страдание, и строю вокруг себя барьер, стену из изоляции.
Скрыться от боли становится смыслом жизни. Я прячусь в иллюзию безопасности, убеждаю себя, что в изоляции мне не больно и не страшно. Но одновременно пугаю себя до крайности: стоит мне выйти из этого убежища, осмелиться что-то вообразить, начать видеть — и произойдёт катастрофа. Мир становится сплошным набором угроз, где даже попытка взглянуть на происходящее воспринимается как опасность.
Я запрещаю себе видеть реальное положение вещей, прячу голову в песок, закрываю глаза, чтобы не видеть собственных ограничений. Формирую установку: «Я не вижу — значит, этого нет». Там, где есть неизвестность, автоматически появляется страх. Там, где есть страх, я создаю обоснование: «Раз мне страшно, значит, есть чего бояться». Так выстраивается логическая ловушка, где каждая новая ступень оправдывает предыдущую.
Я создаю систему доказательств своей неспособности, чтобы не усомниться в собственном решении бежать. Даже не помня, почему я принял это решение, я продолжаю доказывать себе, что поступил правильно. «Я же не мог сбежать просто так» — говорю я себе и укрепляю внутреннюю тюрьму. Каждый страх, каждая слабость превращается в аргумент, подтверждающий необходимость оставаться в изоляции.
Я отказываюсь видеть, понимать и вспоминать, какие решения привели меня к этому состоянию. Ведь если я увижу момент выбора, то увижу и абсурдность того, что сделал. Поэтому я поддерживаю собственную слабость — специально, через постоянное самоподавление, через внутренние приказы не вспоминать, не осознавать, не смотреть.
Моё сознание занято не развитием, а бесконечным обслуживанием решений, которые разрушают меня. Я пугаю себя, чтобы остаться слабым, и запрещаю себе прояснять собственные действия, чтобы не столкнуться с очевидным — с тем, насколько абсурдно всё, что я создал.
Из страха перед болью и ответственностью я выстроил систему, в которой не просто живу, а выполняю программу самоограничения. Я убеждаю себя, что быть взрослым — это опасно, видеть — невозможно, а действовать — губительно. Так я сохраняю иллюзию безопасности, теряя при этом всё остальное: волю, движение, смысл и самого себя.

Уровень 8
Я отказываюсь знать и видеть, что являюсь источником всего происходящего, что мои собственные решения являются первопричиной всего, что со мной случается. Я не просто участник — я исполнитель. Я сам создаю решения, сам их выполняю, сам становлюсь жертвой их последствий и сам себя уничтожаю.
Но я не хочу этого видеть. Я не позволяю себе осознать общую картину: как я принимаю решения, как воплощаю их, как разрушаю себя их реализацией. Я вижу лишь следствия — боль, бессилие, страх, ощущение невозможности справиться. Всё остальное выведено за пределы восприятия. Мне плохо, и я знаю, что плохо, но не вижу, почему. Я живу не как существо, обладающее сознанием и волей, а как объект, в котором выполняются чужие программы.
Отказываясь осознавать свои решения, я перестаю быть собой как сознательным существом. Вся моя жизнь превращается в исполнение неведомых сценариев, которые я сам когда-то создал. Я отделяю себя от решений и от их выполнения, превращая сознание в инструмент деструктивных процессов. В результате я не управляю ни собой, ни своей жизнью — я лишь переживаю эффекты, не понимая, откуда они берутся.
По сути, я превращаю себя в среду для функционирования разрушительных программ. Я создаю пространство, где они могут действовать свободно, и выделяю для них собственный ресурс — энергию, внимание, волю. Я заражаю себя и одновременно запрещаю себе знать об этом. Моя личность становится логовом для деструктивных алгоритмов, а моё восприятие — их инструментом.
Я пытаюсь сохранить иллюзию чистоты — будто я не причастен, будто во мне нет этого заражения. Я делаю вид, что я чист, непорочен, что разрушение происходит не мной, а со мной. Это позволяет не чувствовать стыда и не признавать собственной ответственности. Но именно этим я продолжаю процесс разрушения. Я отказываюсь знать, что сам захотел быть заражён, что сам согласился на существование программ, принял решение их выполнять, чтобы избежать боли.
Я создал эти алгоритмы как способ спасения — чтобы не столкнуться с болью восприятия, с бессилием, с ответственностью. А теперь я выполняю их без осознания, снова и снова, поддерживая пространство бегства. Каждый раз, когда я избегаю боли, я укрепляю структуру, которая убивает меня. Я превращаю себя в постоянное движение от себя — принимаю решения, бегу от них, страдаю от их последствий и снова убегаю.
Я сам создаю и исполняю программы, которые ограничивают меня, и одновременно запрещаю себе видеть этот процесс. Отказываюсь воспринимать своё сознание, чтобы не увидеть, какие механизмы работают во мне. Так я лишаю себя способности быть свидетелем своих действий, лишаю себя возможности измениться.
Я захотел сбежать — и создал пространство, в котором можно только бежать. Я построил систему, где любое движение ведёт не к свободе, а к повторению старого решения. И чтобы не видеть этого, я закрыл глаза на то, что бегу не от боли, а от себя.

Центральная точка
В итоге всё сводится к тому, что сознание разделяется на две части — сознательную и бессознательную, где одна притворяется, что видит, а другая живёт своей отдельной жизнью. Я создаю для себя эти внутренние загончики, зоны видимости, в которых, вроде бы, всё понятно и под контролем: вот здесь я человек, вот здесь я осознаю. А всё остальное — где колбасится, где больно, где страшно — я выношу за пределы внимания. Отказываюсь видеть, запрещаю себе замечать, убеждаю, что «там ничего нет».
Так формируется внутренний театр иллюзий: в одной части пространства мне страшно, но я говорю себе, что всё хорошо; в другой — вроде бы хорошо, но именно там зреет боль. Вся жизнь превращается в игру между этими полярностями. И главное — я не хочу видеть, что всё это я сам создал, сам захотел исполнять, сам продолжаю поддерживать. Не хочу замечать, что весь деструктивный процесс идёт только потому, что я избегаю боли, от которой когда-то решил сбежать.
По сути, весь сеанс — это наблюдение за этим замкнутым кругом. Я сижу внутри своего шарика, имитируя, что не могу из него выйти. Рассказываю себе истории о том, почему здесь безопасно, почему за пределами плохо. Поддерживаю иллюзию, что внутри — моё пространство комфорта, а снаружи — угроза. Так я удерживаю себя в этом состоянии, и вся работа превращается в объяснение самого удержания.
Иногда получается выйти, иногда нет. Когда вытаскиваешь себя — чувствуешь облегчение, будто наконец увидел, где находился. Когда не получается — будто плотнее врос в кокон, из которого уже не выбраться. Всё время присутствует стремление сбежать, лечь на диван, спрятаться, отдохнуть от самого себя. Но это бегство не отдых, а форма сопротивления — попытка не столкнуться с живым собой.
Неприятно смотреть на себя по-настоящему. Неприятно видеть собственную искусственность, собственные уловки. Хочется придумать о себе что-то приятное, сказать: «Я осознанный, я прорабатываюсь, я иду вперёд». Но за этим всегда скрывается нежелание смотреть вглубь, туда, где действительно больно. Там, где неприятно, — там живое. Там, где я не хочу смотреть, — там я настоящий.
И пока я продолжаю убеждать себя, что «всё хорошо» и «всё под контролем», я остаюсь в том же замкнутом круге: внутри шарика, где я — и наблюдатель, и пленный, и создатель своей же тюрьмы.

Общее резюме

Документ представляет собой глубинное исследование состояния сознания, выстроенное в виде последовательности уровней самонаблюдения, отражающих процесс осознания собственных деструктивных программ, механизмов бегства, страха и отказа от восприятия. Каждый уровень фиксирует конкретное проявление того, как сознание утрачивает связь с самим собой, постепенно превращаясь из активного участника жизни в пассивного исполнителя собственных иллюзий.
Структура и динамика
Текст открывается внутренним приказом «найти и проявить, в чём я сейчас нахожусь», который становится точкой входа в исследование. Далее через восемь уровней автор проходит путь от первичного испуга и бессилия — к осознанию себя как источника всех процессов. Центральная точка подводит итог, демонстрируя завершённую структуру внутренней иллюзии, в которой сознание разделено на две части: одну, «осознающую», и другую — вытесненную, где скрыта боль, страх и нежелание видеть себя.
Основные темы и механизмы
Самозапугивание и паралич воли — формирование состояния страха как программы, оправдывающей бездействие. Страх становится не реакцией, а способом существования.
Бегство от восприятия — последовательное сужение поля внимания, отказ видеть происходящее. Сознание создаёт «пузырьки» или «норки» — ограниченные участки восприятия, где иллюзия безопасности подменяет жизнь.
Имитация активности — внутренняя симуляция движения и действия, подмена реального опыта умственными конструкциями и объяснениями.
Гедонистическое уклонение — превращение удовольствия и бездействия в самоцель, зависимость от состояния покоя и отключённости, при которой жизнь воспринимается как постоянное ожидание кайфа.
Страх боли и ответственности — убеждение, что любое действие неизбежно приведёт к страданию, формирующее тотальную пассивность и отказ от управления собой.
Изоляция и самообоснованность страха — формирование логической ловушки: «раз страшно — значит, есть чего бояться», что укрепляет внутреннюю тюрьму и поддерживает иллюзию безопасности.
Отказ от источника и воли — переход в состояние, где человек не видит себя как создателя своих решений и событий, становясь средой для исполнения деструктивных программ.
Центральная идея
Все уровни объединяет одна ось — бегство от боли, которое постепенно трансформируется в тотальное отрицание собственного сознания. Человек создаёт сложную систему самообмана, чтобы не видеть, что сам является источником происходящего. Он строит внутренний театр иллюзий, где наблюдает за собой издалека, не признавая собственной роли в происходящем.
Центральная точка
В финальной части фиксируется итог: сознание раздвоено. Одна часть создаёт иллюзию контроля, другая скрывает страх, боль и нежелание видеть реальность. Всё пространство человеческого восприятия оказывается разделено между этими полюсами — «я, который осознаёт» и «я, которого не существует». Суть процесса — в том, что человек сам создаёт и поддерживает состояние разобщённости, объясняя его как норму, избегая живого контакта с самим собой.
Итоговое понимание
Документ — это аналитическое и феноменологическое описание процесса саморасщепления сознания под воздействием страха и программ бегства. Сквозная логика текста показывает, как изначальное «не хочу видеть» перерастает в сложнейшую внутреннюю архитектуру самоограничения. Главный вывод — всё происходящее не навязано извне: человек сам создаёт и исполняет сценарий собственной деструкции, чтобы не встретиться с болью восприятия.